Юлька

Рассказ написан в соавторстве с

Это была пятница. Это был суровый ветреный день ноября, незаметно превращавшийся в вечер, обрывавший последние листья и уносивший в небытие остатки тёплой осени. Это был последний рабочий день недели — несмотря на то, что обычно я работаю и в субботу, по-настоящему рабочим днём я её никогда не считал. Так, баловство одно...

И это был день аванса.

Как говорил один киногерой в старом советском фильме, снятом лет эдак за двадцать до моего рождения, «аванс для рабочего человека — больше праздник, чем получка: ни тебе налогов, ни тебе никаких вычетов... « Конечно, от налогов и вычетов всё равно никуда не деться, но они приходятся на зарплату, а она ещё не скоро... В общем, у меня была парочка весомых поводов для хорошего настроения, несмотря на скверную погоду.

Предвкушая скорое возвращение домой, я сунулся было к ближайшему от меня банкомату, однако зеленоватый экран грустным «смайликом» известил меня, что деньги в нём закончились. Ну что ж — правота киношного героя советской эпохи подтвердилась совершенно неожиданно в эпоху развивающегося капитализма. Оставалось только надеяться, что не для всех людей день аванса есть праздник — банкоматов в нашем городе по пальцам пересчитать можно.

Но — то ли люди остались теми же, невзирая на смены политических симпатий и режимов, то ли была ещё какая причина космического масштаба — денег не оказалось и в двух других банкоматах. Моё хорошее настроение стало резко превращаться в свою противоположность.

Однако Вселенная в конце концов сжалилась надо мной: в следующем банкомате оказалась необходимая сумма. И — о счастье! — рядом находилось недавно открытое кафе, в котором можно было погреться, а через дорогу была остановка маршрутки, на которой я через двадцать минут должен был добраться домой — в небольшое село под городом. Никогда не любил творчество Паоло Коэльо, но почему-то в эту минуту так отчётливо вспомнились его знаки из «Алхимика»...

Запасшись шаурмой и парочкой французских хот-догов — на ужин от любящей жены сегодня, как и весь последний месяц, мне рассчитывать не приходилось, — я перебежал через дорогу. Добравшись до остановки, передохнул, примерился к шаурме и только было открыл рот...

— Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, вы не в Новоспасовку случайно?

Я всё-таки откусил кусок шаурмы (да простят меня ревнители за мою невежливость, но я был голоден) и только затем посмотрел в ту сторону, откуда раздался голосок. Он шёл из глубины остановки и принадлежал худенькой светловолосой девчушке, съёжившейся на холодной скамейке в дальнем уголке и почти сливающейся с наступившей вечерней темнотой. Я прожевал кусок, мысленно соображая с ответом, затем произнёс:

— Вообще-то нет... но в ту сторону. А что?

— Не знаете случайно, когда маршрутка будет?

— Знаю. Минут через двадцать, в половину седьмого.

— О, супер. — Голосок девчушки явно повеселел. — А то я тут с четырёх часов, не знаю вечернего расписания. Думала, её уже не будет...

— С четырёх? — Я мысленно присвистнул: девушка сидела на остановке около двух часов. — Так вас, наверно, в заблуждение ввели: тот дневной рейс полгода назад отменили.

— Я знаю. Просто я с учёбы, на обеденный рейс не успела...

Она вышла из глубины остановки, сменив полную темноту на более освещённый участок, и теперь стояла передо мной — невысокая, мне по плечо, всё так же съёжившаяся, в чёрной болониевой курточке, кроссовках, тонких джинсах. Прямые волосы падали на плечи, закрывая собой уши, но надёжным укрытием от ветра они совсем не выглядели. Губы девушки были хорошо посиневшими; руки она держала в карманах и притоптывала время от времени ногами, пытаясь согреться.

— Зайдите в кафе, — показал я через дорогу. — Отогрейтесь хоть. Разве так можно?

Девушка отчаянно замотала головой:

— Не, не хочу. Я так...

Она выскочила на дорогу, посмотрела вдаль, затем забежала обратно под крышу остановки, не вынимая рук из карманов.

— Вы боитесь прозевать рейс? Я позову вас, не переживайте. Зайдите в кафе, не мучайтесь, — продолжал я свои уговоры. В ответ она снова замотала головой и впилась взглядом в подъезжавшую маршрутку. Но это была не наша.

Я дожёвывал шаурму, смотрел на пританцовывавшую девушку, то и дело выбегавшую на проезжую часть и возвращавшуюся назад, и во мне закипала злость. Сколько ей было лет? — трудно сказать: иная девушка выглядит обманчиво даже тогда, когда получит паспорт. Но, сколько бы ей ни исполнилось, было сущим идиотизмом ехать сегодня на учёбу в такой вот одежде, больше подходившей для тёплого весеннего денька, чем для насквозь промозглого осеннего вечера. «Чем только эти девчонки думают? — спрашивал я себя. — Для кого весь этот форс? Нашла что показывать и когда... И думают ли они вообще хоть когда-нибудь?...» Кипящая злость начинала переливаться через край. Можно было отвернуться и сделать вид, что всё идёт как надо — в конце концов, у девки и мозги какие-никакие должны быть, а не только то, на что обычно пялятся парни. Но уж слишком эта девчушка напоминала бездомного щенка, чтобы просто так можно было отвернуться...

— А вы не знаете, сколько проезд до Новоспасовки? — снова обратилась ко мне девушка. — Говорили, десятка...

— Не знаю, правда, — совершенно искренне ответил я ей. Новоспасовка, о которой шла речь, находилась дальше, чем моё село. — А кто ж у вас там, к кому вы едете, если даже цен не знаете?

— Да мама там, — как-то нехотя ответила девчушка.

Я недоверчиво хмыкнул. И тут вдруг меня как обухом по голове ударило: блииин... а, может, у девчонки и денег-то лишних нет, чтоб в то же кафе зайти? Может, они вообще недавно в наших краях, приехали откуда-то? Может... да мало ли что может быть! А я тут типа о мозгах рассуждаю, весь такой правильный и взрослый, уговариваю её погреться... Чёрт!

Ругая самого себя, я снова пересёк дорогу. Кроме входной двери, кафе имело ещё и окошко на улицу, через которое можно было совершать покупки. Я постучал в то окошко и попросил продавщицу сделать горячий чай — «и чем горячее, тем лучше, если можно». Странно на меня посмотрев и традиционно осведомившись о количестве сахара и необходимости лимона, девушка подала мне одноразовый стаканчик, на две трети заполненный кипятком. Я попросил добавить воды, на что в ответ получил ещё один странный взгляд, но просьба была исполнена.

Обратно я шёл куда как осторожнее, держа одну руку над стаканчиком в тщетной надежде сохранить хоть малую толику быстро исчезавшего на холодном ветру тепла. В кармане куртки лежала так же быстро остывающая булочка. Дойдя до остановки, я подошёл вплотную к девушке и без лишних слов протянул ей чай:

— На. Пей. Быстрее только...

Я сам не понял, как у меня вырвалось это властно-грубоватое «ты». Может, это была инстинктивная реакция на возможность очередного отказа; может, я злился на свою слабость... Как бы там ни было, но девушка, до этого не перестававшая приплясывать, вдруг замерла и подняла на меня глаза — недоумевающие синие глаза ангела — и несмело потянулась к стаканчику. Наши ладони соприкоснулись. Меня пробило холодом — неудивительно, её ладошки мало чем отличались от ледышек, — а вслед за холодом вдруг накатила безотчётная нежность, смешанная со злостью. Но это уже была не кипящая злость на недоумка-переростка; это была, скорее, злость брата на непутёвую сестру, которая пытается жить своим умом, но при первой же неудаче бежит к нему...

— Спасибо, — еле слышно проговорила девушка и неверяще улыбнулась.

Когда стаканчик перекочевал в её руки, я вытащил из кармана булочку и так же грубовато протянул ей. От булочки она уже попыталась было отказаться, но, видимо, мой взгляд был слишком красноречив, потому что она вдруг осеклась и приняла булку. На сей раз её движение было более... доверчивым, что ли.

Она отошла в глубь остановки,...