Соревнование

Сейчас она шла коридором, стены которого были сплошь увешаны портретами всех бывших директоров пансионата за долгую, очень долгую его историю и в руках своих, стараясь унять нарастающее нервное возбуждение, теребила найденное сегодня утром письмо. Что было в этом письме, она поняла сразу, не читая, едва только взгляд ее, немного мутный спросонья, коснулся аккуратного белого квадрата, лежащего на полу у двери. Стараясь хоть как-то отвлечься от предстоящего, она сдерживала шаг и в портретных изображениях пыталась найти для себя некое успокоение, так говоря себе, что не одна она прошла через это и до нее было множество и многие будут потом. Заведение было обширным, и по ее мнению, на обучении в нем находилось сейчас не менее двухсот барышень, и каждый день кто-то непременно нарушал устав и неписанные правила, коих было великое множество, допускал и более крупные провинности и комната, куда она направлялась, едва-ли пустовала вообще хоть когда-нибудь.

Нельзя сказать, чтобы эта мысли ее успокоила, но тем не менее некоторое облегчение она все же испытала возможно тем уже, что смогла отвлечься от неизбежного и тем более страшного, что неизвестного именно в деталях, ибо некой конкретной системы на этот счет в заведении не существовало. Насколько она могла судить по разговорам с другими послушницами на сей счет, которым уже посчастливилось побывать в веселой комнате, с каждой происходило нечто особенное и никогда не повторялось, поскольку фантазия воспитателей на этот предмет была безграничной.

Таким образом оказалась она уже у винтовой лестницы, ведущей подвал, и когда нога ее коснулась холодной кованой стали, все страхи ее вновь ожили и приняли терзать ее раньше времени, и тут она совсем пала духом и последние минуты уже не помнила, как оказалась у веселой комнаты с обычной дубовой дверью, какими были все двери почти в заведении. Часов она не носила, но по чутью своему казалось ей, что пришла она немного раньше, чем следовало, минут может быть на десять, или на четверть часа, не более, но вот хорошо это или нет – не знала, и решила подождать немного, но потом передумала и нажала на кнопку звонка и сразу в страхе отбросила руку и теперь стояла под дверью, не понимая, услышали ее там или нет. Потом, совсем запутавшись в осколках лихорадочных мыслей, нажала еще раз и держала уже долго, но снова ничего не произошло и дверь не открылась.

Она теперь совсем не знала, что делать. Каждая минута ожидания превращала ее и без того незавидное положение в сущий кошмар, и когда, спустя вечность, как ей казалось, дверь неожиданно распахнулась, она, к удивлению своему, почувствовала даже облегчение и желание побыстрее оказаться там.

Дверь открылась и в полумраке темно-багровых тонов она разглядела силуэт мужчины в странном обтягивающем костюме. Человек молча смотрел на нее, словно раздумывая, пускать ее внутрь или нет. Затем жестом пригласил ее пройти, и оказавшись в этом таинственном помещении, она сразу увидела картину весьма странную.

Воспитанница выпускного класса, судя по кольцам в ее сосках, стояла, притянутая веревкой, сквозь эти самые кольца пропущенной, к столбу, едва касаясь пола босыми пальцами ног. Руки ее были связаны за спиной, и она поминутно, стараясь хоть как-то облегчить свое положение, одной ногой охватывала столб, давая ей краткий отдых, отчего другая нога от бедра и ниже начинала дрожать и дрожь эта передавалась по всему телу и кончалась уже в натянутых до предела сосках.

Еще более странным являлось то, что буквально в нескольких шагах от страдающего обнаженного тела, за карточным столом расположились четверо джентльменов и преспокойно, не обращая никакого внимания на происходящее, были полностью поглощены игрой. Один из них сдавал карты и чертил мелом счет в углу, разливал вино в хрустальные бокалы и беспрерывно, не замолкая ни на секунду, комментировал происходящее, но только лишь то, что казалось карт – не более того.

Она же не могла отвести взгляда от столба. По инструкции, во время наказания, а строго говоря и вообще, преступив порог веселой комнаты, запрещалось открывать рот. Исключение составляли только стоны и крики, которые также рекомендовалось сдерживать по возможности. Нарушение данного правила неизменно влекло за собой новый цикл наказаний, и поэтому дама у столба, конечно, молчала – то есть не произносила логичных к своему положению слов о милосердии, снисхождении или пощаде. Это было бессмысленно и даже хуже того.

Песочные часы медленно, словно нехотя, словно растягивая удовольствие одних и мучение другой – пропускали сквозь себя тонкую струйку времени и были еще слишком полны, чтобы наказуемая могла надеяться на скорое избавление от страданий. Пока же она, роняя горькие слезы, все также обнимала бедрами столб и старалась прогнуться в спине, запрокидывая назад голову и подтягивая вверх связанные руки, что, возможно, и не давало ей действительного облегчения, но было единственным движением, которое она могла себе позволить.

Ее раздумья прервал человек, что отпер ей дверь, приказав ей выйти в освещенный камином квадрат и снять с себя одежду. Письмо, которое следовало передать, уже было в его руках, хотя она никак не могла вспомнить, как оно там оказалось. Она вышла на свет и также, в полном равнодушии присутствующих, разделась до нага, аккуратно положив платье и белье на спинку стула и осталась стоять, не зная, куда девать негнущиеся руки.

Наконец один из играющих отложил карты, встал из-за стола и подошел к ней. Приказав развести бедра и поднять над головой руки, он несколько минут разглядывал ее обнаженное тело. К нему присоединился второй и на ее шее сомкнулся ошейник – тяжелая полоска черной кожи с кольцом. Чья-та рука в перчатке скользнула по ее спине, опустилась ниже и оказалась уже между ее широко расставленных ног. Другая сжала соски, которым пока еще не были положены кольца, и она почувствовала, что теряет связь с реальностью.

Сильно возбудив, они оставили ее и уселись за стол продолжать игру и тишина, нарушаемая только стонами наказуемой у столба вновь воцарилась в комнате. Дрова в камине горели, потрескивая и наполняя пространство вокруг удивительной теплотой, и она вдруг остро, всем естеством своим ощутила незримый покой и чувство полной, абсолютной безопасности овладело ей. Она поняла, что ничего не может случится здесь сверх того, что она не могла бы стерпеть, и когда ее привязали за руки с столбу, перегнув через перекладину так, что она вытянулась параллельно полу – она уже ничего не боялась и даже жаждала наказания. Она хотела испытать себя, и даже пытка подвешенной за соски воспитанницы казалось ей вовсе не такой уж и страшной.

Ноги ее раздвинули и прикрутили ремнями к кольцам в полу и снова забыли про нее, казалось, навсегда. Она прислушалась к себе. Рассказывали, что наказание никогда не бывает быстрым, и, начавшись мучительно, далее может быть более легким, или наоборот, пытка только набирала обороты со временем. Никаких ограничений в средствах не было, и только лишь вред здоровью правилами не допускался. Впрочем, на счет этих правил у воспитанниц пансиона имелись только смутные догадки и вообще, побывавшие в веселой комнате предпочитали хранить свои воспоминания в секрете.

Что-то произошло, послышались шаги, голоса, и спустя несколько минут пространство комнаты разрезал резкий крик, высокий и протяжный, и в крике этом она расслышала ни с чем не сравнимый, характерный звук, с которым кнут вонзается в тело. Спустя несколько секунд крик повторился, и она постаралась поднять повыше голову и рассмотреть хоть что-то. Подтянув немного руки, она выгнула шею, но угол ее обзора был так мал, что ничего она разглядеть не смогла, хотя крики, звучавшие теперь почти непрерывно, исходили, казалось, откуда то рядом, буквально у нее из-за спины. Тогда она стала считать удары.

Когда их накопилось тридцать, порка прекратилась, и занялись уже ей. К тому времени ее бедра сильно устали и она никак не могла расслабить их, и первые удары кнута, упавшие на нее с двух сторон, заставили ее рваться в все стороны с такой силой, что заскрипели связывающие ее веревки, впиваясь в запястья и выворачивая их. Устали и спина, и шея – и она, пытаясь увернуться от ударов, вертелась на привязи и кричала так, что за первые минуты напрочь сорвала себе горло. Она не могла поверить, что существует такая боль. До этого ни раз ей приходилось быть битой и ремнем, и плетью – но это было другое. Когда ее сек отец, он делал это, как ни странно, с любовью, и она это чувствовала. Было больно, и одновременно хорошо – спокойно. Сейчас же была только боль, и ничего кроме, и эта назойливая боль пробирала ее до самых костей. Она чувствовала ее каждой клеточкой своего тела, и когда кнут снова и снова вонзался в ее плоть, она забыла, что нужно молчать и кричала сквозь слезы какие-то ненужные сейчас слова, а кнут, обернувшись вокруг ее бедер, снова вычерчивал там замысловатый узор, и она снова кричала…

Когда оставили ее, она даже не сразу поняла это и долго еще продолжала вопить в темп несуществующим уже ударам, вздрагивая и мотая головой. Но постепенно боль отступила и она повисла, не в силах поднять головы. Напряженные мышцы спины, державшие ее параллельно полу, отказывались служить, и всю тяжесть ее тела приняли связанные в запястьях руки.

Оказалось, что выпускница также нарушила закон тишины, не выдержав порки, и теперь между ними будет устроено состязание. Инквизиторы раздумывали над дальнейшим, и дамы ждали их, стоя на четвереньках, пытаясь по обрывкам фраз понять свою дальнейшую участь.

Начался первый тур. Двое мужчин вышли на центр комнаты. По команде она подошла к тому, что был слева, опустилась перед ним на колени, расстегнула ремень и приспустила его обтягивающие брюки. Ведущий щелкнул пальцами, и она обхватила губами его вздыбленный член, стараясь сжимать его как можно сильней, но не сделав и нескольких движений, на ее спину обрушился удар кнута. Это была ошибка – она не завела за голову локти, и краем глаза она видела, что соперница ее все делает правильно и кажется, слегка опережает ее. Приняв нужную позу, она на всякий случай еще шире раздвинула ноги, дабы избежать возможных осложнений, но все же периодически хлыст покусывал ее, но доставалось и другой, хотя, казалось, на ее долю выпадает побольше. Вспоминая все свои знания на этот счет, она старалась, как только могла, отсчитывая про себя такт примерно равный секунде, не забывая работать и языком.

Краем глаза она посматривала в сторону, где выпускница старалась во что бы то ни стало опередить ее, но слишком увлекалась иногда, забывала держать линию локтей и только удары хлыста возвращали ее руки в исходную точку. Это сильно сбивало ее, поскольку крик от удара было не сдержать, и она на время, хоть и на самый миг, но все же отвлекалась и напряжение не удавалось наращивать постепенно.

Она же работала расслабленно и спокойно, не чувствуя усталости ни в руках, ни в шее, и когда вдруг горячая вязкая струя ударила в ее горло, она проглотила все до капли, смакуя свою первую в этом соревновании победу.

Первый тур остался за ней. Соперница была повержена. Ее время уже было не в счет. Стоявший перед ней мужчина хлестал ее по щекам, и кончил ей на лицо, забрызгав глаза.

Тем временем ее разложили на кресте, закрепив ремнями так, что она почти не могла шевелиться. Крест располагался под небольшим углом. Промежность ее намазали каким-то кремом, и пока он впитывался, продолжили приготовления. Другой крест располагался напротив, и она теперь видела все очень хорошо, поскольку это было частью испытания, его обязательным условием.

Она почувствовала сильное возбуждение. Это был зуд, который все увеличивался, и теперь ей хотелось только лишь успокоить это назойливое желание. Тогда закрепленный напротив станок пришел в действие и немалых размеров фаллос ворвался в ее промежность, бесцеремонно раздвигая себе дорогу. Инстинктивно она попыталась отстраниться, но ремни держали крепко, и их скрип был предвестником неизбежного. Она поняла, что ее ждет – и была к этому готова так, как только могла быть в таких обстоятельствах.

Вначале ей было очень хорошо. Ее заполняло настолько, насколько это было нужно. Она закрыла глаза и растворилась в блаженстве.

Но постепенно скорость росла. Зуд, терзавший ее, прошел, и она почувствовала приближение оргазма, который накрыл ее с головой и был настолько нестерпим и долог, что она снова попыталась высвободиться и снова у нее ничего не получилось. Кончив наконец, она попыталась немного расслабиться, но тут включилась еще какая-то вибрация между ног, источника которой она не могла видеть, и трение вдруг, еще недавно бывшее таким желанным, стало мукой, сладкой, но едва переносимой.

Скорость возросла еще немного. Это была пытка уже совершенно иного рода, и тогда она поняла, что может выиграть, только если будет умней. Или хитрее, как посмотреть. Ребристая поверхность фаллоса терзала ее, вибрируя в ней, приближая неотвратимость нового оргазма. Тогда она открыла глаза и увидела, что у подруги напротив дела обстоят также не сладко. Пытаясь спастись, она беспомощно мотала головой и непрерывно стонала и было непонятно, кончает она, или просто ее так рвет – крик ее был бесцветен и монотонен.

Сама же она хотела отвлечься, но ошиблась и второй, а может быть и третий оргазм уже грохотал в ней, как локомотив. Ей хотелось одного – остановить это сверление внутри, которое все нарастало, и она знала, что нужно лишь одно слово. Но тогда она проиграет, и будет уже третий, решающий тур, победа в котором и определит ее дальнейшую участь.

И она решила терпеть, пока это можно еще было, тем более что соперница была, казалось, уже на исходе. Они смотрели друг на друга и ждали, кто первый не выдержит, сломается. Но ей – сопернице, проигрывать было уже нельзя, и она, понимая это, также решила стоять насмерть. Когда дело было в чистом терпении, она оказалась сильной – сильнее, чем могло показаться. Судороги, проходящие по ее телу, казалось, совсем ее не тревожат и только белые клочья пены, слетавшие с губ, когда она особо сильно трясла головой выдавали ее состояние, близкое к помешательству.

Не желая затягивать, распорядитель выкрутил скорость на максимум. Не в силах больше терпеть, она решила досчитать до десяти сдаться. Кончала она теперь почти непрерывно, и не было смысла уже отвлекаться мысленно. Глядя в бешенные глаза напротив, она поняла, что проиграла, и только лишь чудо спасет ее.

Но чуда не случилось…