Дневники Прокейна. Глава Дневник проститутки

Ништяковым женским голосам ТЕЛЕ - 2 посвящается

Мне всегда нравилось и продолжает вдохновлять мое древлееврейское имя, вумат звучит : Андрей, в меру твердо и завлекательно в конце, типа, эй, а в начале самолетно, АНы, АНТы, панты и балту, зулусы и всякое такое, в общем, ассоциативно и аллюзорно, недостоверно и как - то мистически, но вот иногда бывают такие моменты, когда хочется тебе именоваться Азамат или Гурген. Слышишь медовый голос в телефонной трубке и прорубает тебя осознанием, что имя твое, братуха, недостаточно брутально, как Николас Кейдж, например. Вот назови его иначе, но рожу - то куда денешь ? Или Брендан Фрейзер или тот жидок, что тыкал хером в яблочный пирог, гнида. А тута физиономии не видно, не видит обладательница голоса твою дегенеративную рожу, стремноносо и косоглазо плющющуюся ( п... дец слово ) о подушку, пока на той стороне информационных технологий говорят, что дизайн такой. То есть коннект, то нету. Оно конешно, ежели птица пролетит или километрах в пяти на трассе  " КамАЗ " перднет, то понятно, не поспоришь. Как и обещал экс - премьер фитюльками : такова модернизация, товарищи. Наименуем белого китайца ярославским роботом, нальем и выпьем, споем и спляшем и все само как - нибудь образуется, глядишь, Путин и придумает вакцину фуфловира ( плагиат, из Несмияна ), Собянин покается перед рогатыми и внедрит чешские трамваи в нелегкий быт столичных жителей и гостей их сраного города, еще чего. Но мне - то от такого не проще и не теплее, мне иногда вот хочется самозванно самочинно наименоваться по - другому, чтоб, понимаешь, предъявляешъ через излишние твердости, ложишь, так сказать, и все белеют, шатаясь, потому как ощущают : не прост человек, раз носит отважное имя Азамат, непонятное, но весомо опасное, Гурген или, вообще, Сысой Сысоич из дневников Пришвина.

- Чего колокола - то рушат ?

Мужик в нагольном тулупе. Толкается локтями, отодвигает мои газеты, положенные на время на углу, топает валенками и прет, выпучив глаза. Гэпэу в тужурке косится на него, но ничего не говорит, достает папиросу и закуривает, с удовольствием пуская дым в бородатое лицо попа. Тот ничтожен и мал, рыжая косица, ряса ветхая, молчит. Бабы воют, но осторожно, оглядываясь на мильтона, гладящего ломовую лошадь у притвора, мужики плюют в землю и глухо регочут, то ли одобряют, то ли пойдут сейчас пить вино и бить рожи прохожим.

- А по указу, - выкрикнул какой - то парень в солдатской шапке, тронув ближнюю бабу за полушалок и тут же воровато засмеявшись, - указ вышел, что всем колоколам в расход, попов под корень, а народ обратить в коней самоходных.

Гэпэу бросил папиросу и погрозил парню пальцем, отвернулся и достал из галифе пригоршню подсолнухов. Милицейский у лошади заржал, всхрапывая, сам, как конь, такой же плотный, волосатый, даже сапоги у него похожи на копыта. Попик вздохнул и ковырнул ногой землю.

- Корень ищет, - зашептались бабы, звеня бидонами, подошедшие из ближайшей очереди за чем - то, что, вроде, пообещали в кооперативе, но или не выдали, или кончилось, или не время, товарищи, - ковыряет почву, выкопает вот корень и все ахнут.

- Не ахнут, - бросил солдатскую шапку под ноги бабам парень, всхлипывая от ярости в зарождающемся споре, как все у нас, бессмысленном, нескончаемом, аж зубы сводит или хочется ударить человека по голове топором, - указом - то под корень, он под него и полезет, ввинтится в землю штопором и засохнет до определенного пророчеством. Смотри, - страшно дышал он, достав из кармана телогрейки какие - то листки, - прямо писано.

Гэпэу как - то боком подскочил к нему и выхватил листки, всмотрелся и в сердцах негромко матернулся. Бросил выхваченное в лицо парню и, дернув попика за рукав, повел к милицейскому, усадил на телегу и приказал трогать. Мильтон гикнул, тряхнув вожжами.

- Чего писано -то ? - заинтересовались бабы, окружая парня. Одна шапку его подняла, отряхивает.

- А вот, - показывает парень, сунув бабе в нос листок, - приехал в центр иллюзионист - затейник Абрам Семеныч Клоперидзе и производит механические и магнетические опыты на основе распоряжения месткома.

- Дичь какая !

Снова мужик в нагольном тулупе. Прет к парню, долго смотрит, а потом бьет в лицо. Парень падает, бабы начинают его топтать, медленно и жутко, в полной тишине, лишь сопит гэпэу и кашляет мужик в тулупе. Щелкает выстрел. Все разбегаются. На площадь входит под оркестр чоновский отряд, решительно останавливают мильтона с попиком и расстреливают обоих вместе с лошадью. Здоровый и в клешах хватает гэпэу за шею и аккуратно режет его, прикрывая правый глаз и подмигивая левым. В кучку баб кто - то метнул гранату, потом вторую.

- Очень хорошо.

К отряду выскакивает на вороном жеребце, злом, поджаром, с вытянутой птичьей шеей барон фон Дрейден. Осматривает карательный отряд, переодевшийся в этот раз чоновцами, и приказывает взорвать церковь вместе с колокольней.

Вечером отряд втягивается на привокзальную площадь и грузится в бронепоезд. Барон выглядывает из окна штабного вагона и что - то внушает боцману Дидько. Паровоз свистит и пускает дым с паром. Дидько выбегает из вагона, бежит в конец поезда, что - то кричит артиллеристам и те выкатывают на стальных направляющих баллистическую ракету непонятным анахронизмом. Через минуту от города нет ничего, дымящиеся руины и какие - то перья. А я стою и думаю, что лучше про птичек и рыбок писать, чем про царство пролетариата на Земле.