Святы святочны святцы

Зная наперед, что не буду понят шикарной польской датчанкой, как бы ни старались переводчики, все же я не мог удержаться, лишь чутка отойдя от поездки к врачу начал вбивать буквы, складывающиеся в слова, а те - в фразы, бессмысленные, как политицкая борьба в современной России, что особенно меня веселило, так и представлялся пастор Плятт в полосатом пиджачке, стоящий, как цапля Пахом, на одной ноге, выдвигая и выбирая еще одного ничтожного блокляйтера, способного умостить своим пышным и грудастым телом дорожку в ад феодального фашизма, избежать которого не представлялось возможным, вот хоть вы... сь, а судьба такой. А раз судьба, то не хер городить огород там, где точно ничего доброго и хорошего не произрастет, все рецепты последних трех сотен лет говорили ясно и твердо : хочешь будущего себе и своим детям - уезжай. Просто сваливай из Недоделанного Рейха, где мутные карасики Алина, Олешка и примкнувший в хвост Жирик, выращенные в садках веселого многокурящего мужика - а иначе не бывает, робяты, в самодержавной стране, тута нормальный несогласный или мертв, или отдыхает на строгом режиме, а все пискарики, плавающие по говенным водам псевдополитики - те же мусора, только в штатском - и, вроде, некурящего киндера с лысой башкой атомного робота, облученного за тысячу лет до рождения еретическим реактором царя Соломона, обеспечивают демократичность самого демократичного выбора свободолюбивого народа, уже дошедшего разумом до арифметики, но не имеющего воли к тривиальному сложению и вычитанию, так и путающимся под копытами скачущих вдаль эскадронов, перебегающим рельсы и креазотные шпалы перед строго гудящими эшелонами в самых неподходящих местах и лезущим сквозь дырку в заборе просто потому, что она есть. И если есть дырка в заборе, то это кому - то нужно, как зажженная Вифлеемская звезда во лбу хохляцкого трансвестита, как свеча Сикамбров, как лампа шахтера, пробивающегося сквозь плотное тело планеты к свету, через сереньких кротов, юрких и холодных червячков, а также иные, неподвластные человеческому взору предметы, шуршащие и скребущие в темноте, там, где жопа. Просто жопа. Чтобы было понятнее для блондинки с титечками, уточню : это как если в сорок первом в осенне - зимнем Берлине провести внеочередные выборы умершего Гинденбурга.

Ложа лажа Ренуара, переливчаты цвета, ворожаво, величаво все висело на стене, знаменуя наступанье, через скромных, потайных, миновав абцужный ахуй, закольцуя парадигм. Эвон : поле, камень, лошадь. Три татарина и конь. Все стоят, качают пониманье пустоты. Запустотной, бестолковой, круговертью, поперек. А ведь просто все, не сложно, как и Троцкий говорил : не живете хорошо, от того, что не хотите. Вот и всё, е... ся в сраку, льем бодягу мы в кувшин, повторяя повторенье, кругом анус защемив, надоедливо долдоня сраных истин тухлый звук.

Это я к тому, красотка Каролин, стоящая в море, как свая моста в Крым, что с товарищем Кимом ни о чем не добазаришься, как не договоришься с персами, шайтанами, Каддафи и Хусейном Асадом, как с Гитлером привозить мир Чемберлену вряд ли стоило, как делить мир со Сталиным было величайшей ошибкой. И жутко звучит, но нужно было после Хиросимы у... ть по совдепам, вот без вариантов, просто нужно было. А чичас, как говорил предатель Чонкин, много работавший лошадь не станет гуманоидом, что бы там не гнал Кузьма Гладышев.

Мораль. " Ералаш - ни х... я не Семендерем и даже не ". А уж, что именно " не ", это каждому решать по себе, сообразно вере в человека и кошку, в собаку и протопопицу, да в любую хрень, хоть в кочан купусты, мне по х... й, если честно.

Знаю, что ничегошеньки ты не поймешь из этого сумбура, поэтому подпущу в конце томинамбуры, тулумбасы и Тулупонь, объяснив по порядку истинно от и до. Топинамбур - овощ, достойный овощ. Тулумбас - народный инструмент для музыки, типа, тыр - пыр. А Тулупонь - это та же Кусумда, только женского роду. Короче, дело было так.

- Тулупонь, - обнимал костистым ежом поддатый тамбурмажор, твердо раскачиваясь в тамбуре скорого поезда " Гребаный Экибастуз - Туда ". - Тулупонь, бля.

- И Кусумда, - подтверждал наш негр Пэпс, жадно елозя глазом по корзине с печальными томинамбурами, оставленной с устатку в тамбуре почетным тулумбасником Оркестра Карагандинской оперы товарищем без имени.

Вот так они беседовали, пока поезд весело стукотел по рельсам. А потом они все оказались приехавшими в город Нюрнберг сорок шестого года. И говорить стало больше не о чем.

Это такая история, морали у нее не наблюдается, так, чисто подсознательно чувствуешь, что всё фуфло и лажа, а словом выразить не можешь. И получаются вместо слов фразы. Которые ты только что прочитала.