6

Минимализм во всем: В еде, одежде, желаниях. В сексе полный минимализм. Это выбранный принцип существования. А так как я не ненасытный эротоман, этот порок из моей прошлой жизни, приходится дрочить. Дрочить часто и отчаянно. Я не против продажной любви, но подобная любовь на то и продажна, чтобы ее покупали, а на это, к сожалению нема средств. Можно, конечно, трахать женщин-бомжей, но я брезглив. Хотя не без этого.

В пьяном угаре, на новый год, мы устроили настоящие оргии в подвальных помещениях жилого дома. На улице скрипел мороз. Народу набилось прилично. Каждый старался что-то принести с собой и поставить на праздничный стол. Сидели на полу, постелив под зад короба. Пили из горла, по очереди передавая бутыли по кругу. Пили, пока пилось. Всех окутало единение и дружба. Далее началось действо. В пьяном угаре мы срывали с себя одежды и лезли друг на друга. У нас не приняты, минет и жаркие поцелуи в губы, Обычно сразу переходим к делу, но в этот раз все было иначе. Мы лизали и сосали друг другу, заглатывали шершавые языки и ****ы.

Обнажившись, я стал глазами искать свободного партнера. Так в первый раз я узнал о мужской любви. Передо мной маячил голый зад Петра, до того тощий и синий от грязи, что мне стало его жаль. Внутри что-то проснулось, далекое и нежное, родом из детства, когда отец брал меня на руки, я прижимался к нему, чувствуя его суровый мужской запах: букет ароматов из табака, пота и лосьона для бритья. Так я смотрел на Петин зад, испытывая это самое детское забытое чувство нежности. В глазах все плыло от принятого алкоголя и слез. Ухватив, как женщину, нежно за бедра, привлек к себе. Осторожно, стараясь не причинить вреда и боли, проникал в его теплое нутро. Я был нежен и ласков с ним, как с девочкой, гладил его выступающие из-под кожи кости и что-то шептал, опять же нежное: «Не бойся милая, я не сделаю тебе больно».

Практиковали групповой секс. Кто-то имел женщин, кто-то получал удовольствие от вида происходящего, завалившись на спину, массировал свои чресла. Семен, воспользовавшись общей занятостью, опустошал бутыли со спиртным. Лил остатки себе в горло, то, что не пилось и вытекало наружу, сладострастно растирал руками по своему вожделенному телу, покрытому синяками и ссадинами; на руках синели черепа и перстни.

Комнату окутал густой туман источаемых ароматов: смесь грязи, винных паров, мочи и избыточного газообразования. Плотность газов была настолько высока, что зажги тогда кто-нибудь спичку, все бы взлетело на воздух (на свежий воздух).

Мы тискали тела друг друга, перемещались ползком. Меняли способы удовлетворения от проникновение и лизинга до простого рукоблудства.

Мариша, длинноногая худая женщина, возбужденная происходящим, мерила  глубину своего влагалища пустой бутылкой из-под Гжелки. Постыдно раскинув ноги, открыла всеобщему взору срамные места. Я смотрел завороженный на то, как черноволосая пасть поглощала стеклянный сосуд. Увлеченная искусным процессом самоудовлетворения, Мариша выпустила в мою сторону фонтан бледно-желтый мочи. Увиденное, возбуждало. Покинув теплый анус Петра, я излил в ответ в ее сторону целую струю жидкости с характерным энурезным окрасом. Она же смеялась, оскалив полусгнившие зубы в зловонном рту, облизывала губы, когда на них попадали мои капли. У Петра тем временем, оставшись без затычки, анус изверг на свет порцию теплых фекалий под громоподобный звук пердежа.

Намаявшись вдоволь, удовлетворенные, забрызгав вокруг все спермо-калло-мочевыми выделениями, заснули. Мы напоминали фарш. На улице гремели петарды и радостные крики горожан «С Новым Годом», в нашей скромной обители - храп и попукивание.