Клубника под горчичным соусом

Ты не мог просто пригласить меня на свою свадьбу! Ты попросил свою невес-ту послать мне приглашение. Оно пришло сегодня вслед за неторопливыми ша-гами утреннего почтальона. Оно пришло как приглашение на похороны собст-венной надежды на воскрешение любви, сухую землю которой я так старательно поливала слезами.

Теперь я держу его в руках – листок и перегнутая пополам открытка с це-лующимися ангелоподобными голубками с кольцами вместо нимбов, - умили-тельно рифлена, приторна до тошноты. Графический росчерк, золотое плетение букв с насмешкой смотрит на меня. Я роняю на пол увеличивающийся в призме влажных глаз конверт и сама падаю вслед за ним. Мучительно долго выплескиваю горькую влагу из двух полупрозрачных зеркал на упругую подушку. Все беспо-лезно. О, с каким злорадством я послала бы приглашение своей сопернице, если бы в битве за вожделенный кубок победила не она. Но в финальном матче со сче-том 3:0 победила новая, никому неизвестная команда. Едва знакомая тебе футбо-листка забила меткий гол в твои ворота. А я опять попала в штангу. Самым обид-ным было то, что я сама познакомила тебя с ней.

Летом мы решили парами собраться с друзьями на пикник. Ты пригласил давнего любителя экстремальных рыбалок – знакомого поэта и великолепного охотника вместе с собакой. Кампания подобралась превосходная, но у поэта не оказалось пары. Он был так  одинок и писал такие грустные стихи! Из-за чего его очень редко звали в гости. После первой рюмки он начинал рвать с шеи галстук и так проникновенно читать свои стихи, что гости начинали расходиться. Некото-рые оставались из почтения к признанному таланту и сочувственно кивали во время текстовых пауз.

Поездка была задумана как акция поднятия настроения тоскливому лирику.

«Пойми» – возроптал ты на мои требования не звать небритого, опухшего от активного творчества, увенчанного славой стихоплета, безжалостно критиковав-шего мои робкие шаги в области литературы: «Не пишите о бабочках, о бабочках пишут женщины в очках» – неумело острил он, и полагал, что оригинален. Я ши-пела что-то в ответ о том, что очков у меня нет, но есть голубые линзы, приобре-тенные для контраста с основным цветом моих глаз (ты так любишь разнообра-зие). Тогда он начинал беситься и, ухватившись за дорогой прибор венского фар-фора кричал, что я унижаю дорогую посуду той едой, которую укладываю на расписанную морозно-кружевным узором тарелку. Да знаменитые мастера – ос-нователи торговой марки, переворачиваются в гробу от такого кощунства. «Что это?! »  - курица поднята в воздух и сотрясается в изнеженных руках бумагомара-теля. – «Что здесь делает лимон? » – палец производит неприличное движение, по-казывая на место, откуда выглядывает запеченный фрукт, больше похожий на су-шеную грушу, чем на южную кладовую витамина С.

- Я такое увидела в рекламе. Знаменитый шеф-повар показы-вал…

- Почему не соленая?

- Забыла!

- А где майонез?

- Кончился!

Птица жестоко, до обиды маленького сердца, которое я тоже забыла вынуть, брошена на полупрозрачное блюдо.

«Пойми! » - взываешь ты. – «Мы должны ему помочь. Он прожигает жизнь. У него нет цели. Ему нужна женщина. Охотник поедет с собакой, а он будет один? И потом… Черт! »

Камень попадает на зуб.

- Почему в твоих котлетах камни?

- Я купила их в магазине. Там, на ценнике, было написано «Сборные». Других не было…

- Черт!

- Опять камень?

- …

- Ладно, давай поможем поэту.

Как знать, а вдруг он перестанет критиковать мои кулинарные способности. И его станут приглашать в другие дома, тогда он станет меньше бывать у нас.

- Пригласи какую-нибудь подругу. Кто из них одинок?

- Все.

- Выбери получше.

- Так и быть, постараюсь.

Лучше бы у меня отвалился язык, когда я давала согласие участвовать в по-становке встречи двух сердец.

Милая Алена всегда пекла такие вкусные пирожки, что я любила бывать в ее пахнущей ванилью и сдобой квартире, где царил идеальный порядок и каждая вещь имела свое место. Я пала жертвой своего чревоугодия: Алена обещала взять на пикник кулебяку.

Там, на лоне природы, пока поэт и я уписывали за обе щеки кулинарный шедевр, а охотник рассказывал байки про медведей, на которых ходил, и даже подстрелил одного с «большу-уще-ей головой» (его шкуру, лежащую на полу спальни, где висела коллекция ножей (несостыковка плоскостей) – ловко подмече-на моя любовь к оружию, он настойчиво звал  посмотреть), ты успел не только по-знакомиться с Аленой, но и уплыть с ней на два часа за лилиями. Мы успели вдо-воль настреляться из ружья по шишкам, найти белый гриб, поплакать под новую поэму, а вы все не возвращались. Наконец, когда охотник учил меня дрессировать собак, вы явились и с жадностью набросились на остатки нашего пиршества. Мой дорогой, такой зверский аппетит ты проявлял только после…

В тот же вечер, когда солнце легло спать и последний луч, заблудившись в стеклах окон, заглянул в наш дом, он удивился представшей перед ним картине: мужчина метался по квартире, собирая вещи в печальный серый чемодан. На дно летели рубашки, лентами, сверкнув, падали галстуки, булавки, бритвенный при-бор – все в одну кучу. Взгляд задержался на рамке. Мгновение и последняя памят-ная вещь ушла в пасть кожаного крокодила, встала там поперек, мешая закрыться, щелкнув зубами. Мебель, всегда державшаяся на моей стороне, охотилась за разъ-яренным мужчиной, подставляя подножки. Я недоумевала: почему?

- Я должен на ней жениться – просто обязан: она была девушкой.

- А я кем была? Если ты забыл, придется напомнить: и у меня ты тоже был первым.

- С тобой совсем другое дело – ты не пропадешь. Как пиранья сожрешь кого угодно с потрохами… А я… я курицу с внутренностями есть не могу! Ты же готовить не умеешь!

- Да ты ее фигуру хорошо рассмотрел? Как вы только лодку не перевернули! – Сорвалась на крик.

- Я же сказал, что ты не пропадешь.… А у нее такие вкусные пирожки!

- Сдобная булка! Ванилью несет за километр!

- Забери ключи.

Звенящая связка увесисто шлепнулась на полированную поверхность тум-бочки, издав характерный звук. Брелок оторвался от цепочки и, перевернувшись в воздухе, утек под диван.

«Так тебе и надо – сказала мама. – Путь к сердцу мужчины лежит через желу-док. Учись готовить. »

Я купила учебник кулинарии. Миксер мне подарил сочувствующий поэт, ко-торый как мог поддерживал меня, посвящая моей утрате трогательные стихи. За день до твоей свадьбы я позвонила: « Поужинай со мной последний раз. Прошу тебя. Последний раз…»

Сегодня, пока твоя невеста примеряет газовую фату с кремовыми цветочками и затягивает корсет на полной груди, ты в последний раз будешь моим. Может быть, столь сильный контраст поможет решить тебе, что лучше: стройная женст-венность, пробужденная тобой или холодная фригидность. Я или она?

Сегодня ночью я забью последний штрафной гол в ворота, где уснул вратарь. Выбирай.

Как всегда ты закурил. Пепел падает на шелковую простыню.

- Просто божественно!

- Лучше, чем с ней? - Язык подкрадывается.

- Можешь и не спрашивать. Всегда одно и тоже – никакой фан-тазии. А масса, масса… Она меня просто давит. А ты – творческая лич-ность. Кстати, ты научилась готовить? – Клубника была бесподобна. Как называется?

- Клубника под горчичным соусом.

- Ты забыла купить сливки?

- Нет. Я так захотела. Разве невкусно?

- Ну и фантазия!

Отыграл свадебный марш. Кольца навинчены на пальцы. Лже-парадигма любви брошена под ноги другой женщине.

Ты опять просишь о встрече. Мы столкнулись в больнице, там, где ты ждал беременную жену, а я пришла по своим женским делам.

Я, взахлеб, эмоционально начинаю рассказывать тебе о поэте, его новых сти-хах, о том, как я помогаю ему подбирать рифму, а ты, сжимая до выступания пота на гладкой поверхности, пачку яблочного сока, говоришь о женской силе влияния на мужчин. Вспоминаешь муз Пушкина и Лауру однольба-Петрарки.

Алена, покидая обитель белых масок и железных щипцов, гордо выносит жи-вот из дверей. Искренне радуется мне, расспрашивает о моих делах, приглашает быть крестной матерью, а я отвечаю приглашением на свадьбу. Начинаются шум-ные расспросы о платье, количестве гостей, предлагается помощь в организации – я с радостью принимаю ее, удовлетворенно глядя на твое скривившееся от кисло-ты известия и нанесенного удара ниже пояса, лицо. Долго бормочешь притворные поздравления, звучащие подозрительно невнятно. Мы с полчаса беседуем как лучшие друзья, тепло прощаемся, и ты уходишь, ведомый под руку. Уходишь, унося воспоминание о клубнике под горчичным соусом.

А я смеюсь до слез: как комично вы выглядите со стороны – чеховские тол-стый и тонкий. Умиляюсь каждый день поэту: он ест котлеты с камнями, никогда не жалуется, много зарабатывает и зовет меня музой. «Ты мой музык» – отвечаю ему ласково я.

Кушай, милый, свои пирожки. А пираньи и музыки любят клубнику под со-усом духовной пищи.

07.05.00.