Тропа порока

Самое горестное возраженье,

я его скрыл от вас: жизнь куда как скучна,

отбросьте её, чтоб она снова вкус обрела!

Фридрих Ницше «Песни Заратустры»

Я никогда не останавливаюсь на полпути.

Любое дело нужно доводить до конца. Взялся за нож – бей. А иначе чего ты будешь стоить в этой жизни?

Денег была ещё целая куча. Поэтому, отдохнув и приведя себя в божий вид, я вновь и вновь выходил на тропу порока.

Предводительствовал в походе мой обезумевший друг. Мне же уготована была роль наблюдателя.

Знаете таких чистоплюев и ссыкунов?

В Чечне кровь рекой, баб насилуют, а тут приезжает какой-нибудь дядюшка Майкл или того хуже – престарелый чувак из нашей «яблочной», везде протестующей и всем недовольной, прослойки, и наблюдает, то есть начинает боевым генералам о правах человека болты вкручивать.

Его, естественно, посылают по матушке, да зря…

Погорячились генералы. Гуманист и защитник прав оказался той еще вонючкой.

Так напылил в прессе и всяких там «международных сообществах», что генералы за голову схватились.

То-то, наука вам, старым воякам, высказываешься публично, – выбирай, бля, выражения...

Я хоть и не был большим ссыкуном, (я был ссыкуном обычным) но чистоплюйство и морализм, привитый всей прошлой жизнью, не до конца изжил из организма.

Один всю жизнь по капле выдавливал из себя раба, мне же уготована была иная работенка: выдавливать последствия этого выдавливания.

Короче, на тропу порока я вышел не до конца подготовленный. Не было во мне ещё жизненно необходимого цинизма. Я все ещё был чуть-чуть девственник…

Я выходил на Тверской…

Тогда ещё богатство родины берегли, не выгнали на задворки лучшие кадры страны.

Власть с продажной любовью благополучно сосуществовала. Чувствовалось в них что-то родственное. Было в этом родстве сугубо наше, национальное. Буйство русской души в сочетании с непосредственностью и бесшабашностью. «А нам всё по хую, мы ****утые»…

Вот мэрия с мэром, а вот сутенёры в малиннике. Аверс и  реверс одного явления… Свобода и беспредел сплелись в едином экстазе.

Так вот, я вываливался из тачки у очередного малинника…

А за мной, оказывается, тянулся «свадебный кортеж» из любопытствующих дядей на машинах.

Очевидно, мой вид не вписывался в повседневный и унылый съём девок.

Очевидно, я был колоритен в своём непосредственно-бесстыдном поведении.

Я устраивал публичные мини-спектакли.

-В одну шеренгу становись! Равнение на мэра! Родина-мать не забудет ваш подвиг. Вспомнит всех поимённо!

-Поимённо не надо! – кричали девчонки.

-За правое дело многопартийной системы – будь готов! – я отдавал пионерский «салют».

-Всегда готовы! – отвечали мне радостно.

Часовые любви – «мамочки» – меня уже узнавали.

-А это ты, горе луковое, опять насосался?

-Мадам… сосать это по вашей части. Мы просто глушим… О, кей?

Мадам делала вид, что не слышит…

-Ну, и почём нынче любовь и дружба? Для постоянного клиента скидки предусмотрены? Нет? Будем искать…

Я возвращался к «тачке», за которой стояла машина сопровождения.   Из окон выглядывали мужики.

-Ну, ты даешь, парень! Мы за тобой по всей Тверской едем… Такого ещё не видели.

-Ладно, ладно…

Я, как кинодива, «делал им ручкой», мол, не надо оваций… Автографы завтра, после пресс-конференции…

Отрывок из романа «Зона любви»