Кто не был - тот будет, кто был - не забудет. Часть 4

Как мы договорились с Пашкой после отбоя, зашли с ним в каптерку, по пути предупредив дневального молодого солдата Евтюшина, стоявшего на тумбочке, что он нас не видел. На что этот деревенский увалень послушно кивнул головой, зевая. Евтюшин, призванный в армию из глухой деревни откуда-то с Вологодской области, непостижимым образом умел спать стоя, причем с открытыми глазами. Вот и сейчас он, находясь на дежурстве, самым бессовестным образом спал, за что не раз был бит старослужащими.

— Держи фонарик, Костя. Я себе тоже возьму на всякий случай, а то вдруг батарейка сядет. - сказал мне Пашка, доставая с полки в каптерке у старшины два квадратных фонарика.

Такими фонарями мы пользовались на аэродроме, как сигнальными огнями для посадки вертолетов в ночное время.

— Постой. Я каптерку изнутри закрою. А то старшина меня живьем съест, если у него что-то из вещей пропадет. - сказал мне Пашка, перед тем, как вылезти через окно наружу.

Друг сходил к двери и закрыл ее на запор изнутри, и только после этого открыл окно, и мы с ним вылезли на улицу позади казармы, благо наша часть располагалась на первом этаже пятиэтажного здания. Остальные этажи занимали ракетчики, связисты и артиллеристы. За казармой проходила теплотрасса, излюбленное место для перекура, особенно зимой, когда можно было погреться, сидя на теплых трубах.

— Только бы на патруль не нарваться. А то загремим на "губу " и Леоноре не засадим. - говорил по дороге друг, осматриваясь по сторонам.

Мы с ним пролезли через дыру в заборе, которым была огорожена казарма, и наш путь лежал в сторону аэродрома, и идти пришлось по освещенной улице военного городка. Она была хотя и не центральной, но все же и по ней иногда ходил патруль.

***

Аэродром находился не так далеко от нашей части, и примерно минут за десять мы с Пашкой без приключений добрались до края взлетной полосы, где в зарослях кустарника ржавела старая будка, от ЗИЛа в ней была спрятана гражданская одежда, которую мы хранили для похода в деревню в магазин за водкой.

— Давай не будем переодеваться в гражданку Костя. Один хер, ночь на дворе и никто нас не увидит. - предложил мне Пашка, и я с ним согласился.

Переодеваться в гражданскую одежду был смысл, когда идешь в деревню днём, чтобы сойти за местного, а ночью не было резона, так как все в это время спали, и риск нарваться на патруль в деревне был минимальным.

— Лады. Иди за мной и смотри с тропинки, не сбейся, а то угодишь болото и матери не сможешь засадить. - предупредил я друга, не решаясь включать фонарик вблизи аэродрома, в таком случае нас мог заметить часовой, стоящий на взлетной полосе возле вертолетов.

Хотя мы заступали в караул как положено, вооруженные автоматами и штык-ножами, патроны к ним нам не выдавали, и риск того, что часовой сможет выстрелить в нас, отсутствовал. Но он мог поднять тревогу, заметив подозрительные огни вблизи аэродрома, а это нам с Пашкой было ни к чему.

— Вот, кажется, тропинка, хорошо, луна светит. - сказал я другу, шагнув от будки в заросли малинника, росшего в изобилии вокруг тайги, по памяти найдя дорогу, ориентируясь на высокую сосну с искривлённым стволом, которая росла напротив взлетной полосы, и она служила ориентиром не только нам, но и лётчикам, заходящим на посадку.

Правда, как говорили в части, на следующий год тут будет проделана просека " полоса безопасности " для вертолётов, и эту сосну и другие деревья в тайге спилят под корень.

— Да нет, Костя, я умирать ещё не собираюсь. Нас с тобой самая красивая женщина на свете ждет. Леонора, огонь в постели, и ты в этом скоро убедишься, только нам бы до деревни добраться. - ответил мне Пашка, включая фонарик и светя им себе под ноги, напуганный мной словами про болото, что было правдой.

В тайге вокруг нашей части было много болот, и порой в них тонули молодые солдаты, решившие сбежать из армии, соскучившись по дому, или не выдерживающие дедовщины. Некоторых находили, а иные пропадали без следа.

Тропинка в ночном, преимущественно сосновом лесу, изредка разбавленным берёзами и кедрами, вела нас вниз, петляя в корнях вековых деревьев, и она была хорошо протоптана сапогами солдат, ходивших по ней за водкой в деревню. И по этому я не боялся сбиться с пути, уверенно шёл, светя фонариком под ноги, и вел за собой сына женщины, на которой собирался жениться. Леонора мне нравилась, и я горел желанием с ней увидеться все время нашей переписки, и вот сейчас это будет возможным.

— Станция уже рядом. Чуешь, как пахнет? - сказал я Пашке, когда ветер, шумевший в верхушках сосен, донес до меня запах креозота, которым пропитывают деревянные шпалы на железной дороге.

И действительно, пройдя по тайге ещё метров двадцать, мы вышли прямиком на небольшую железнодорожную станцию Ива, состоящую из будки путевого обходчика маленького вокзала, больше похожего на павильон, возле которого светился красным светом подвешенный на столбе семафор.

— А в каком доме твоя мама остановилась. Я деревню плохо знаю. - спросил я у друга, доставая из кармана пачку сигарет и с облегчением закуривая.

Мы благополучно прошли по тайге, не сбились с тропинки и вышли на станцию, рядом с которой, считай, впритык находилась деревня.

— Недалеко от магазина первый дом, если от леса идти. Да вон в нём окошко светиться. Леонора нам с тобой знак подает. Пошли скорее. - сказал мне Пашка, так же, как и я, закурив сигарету, и показал на светящиеся невдалеке окно в деревянном доме.

Тут на Урале, в сёлах все дома были построены, как правило, из дерева, и даже город Верхняя Салда был сплошь деревянным.

— Кто там? Паша, это ты? - раздался за дверью женский голос, и послышались шаги.

Пашка привёл меня к небольшому деревянному домику, стоявшему позади магазина, и, подойдя к окну, в котором горел свет, друг стукнул в него три раза.

— Конечно, я мам. Открывай, давай. Мы с Костей к тебе в гости пришли. - ответил матери Пашка, дергая за дверную ручку в нетерпении попасть поскорее в дом.

— А я вас заждались, мальчики. Как вы в такую темень дорогу по лесу нашли? - дверь открылась, и на пороге возникла женская фигура, в сенях деревенского дома стояла сама Леонора во всей своей красе.

— Костя хорошо дорогу знает, мам. Он не раз сюда, в деревню, в магазин ходил. Мы с ним к тебе из части в самоволку ушли, как и договаривались. - ответил матери Пашка, заходя внутрь.

— Здравствуйте, Елена Викторовна. Наконец, я вас в живую увидел, не по фотографии. - поздоровался я с женщиной, почтительно назвав ее по отчеству, хотя видел перед собой девчонку с миловидным личиком.

— Паш, а твой друг так со всеми официально здоровается? - спросила у сына Леонора и заразительно засмеялась.

Женщина накинула на входную дверь крючок и повела нас из темных сеней в освещенную комнату в дом. А я, следуя за Пашкиной матерью, вспомнил слова друга о том, что внешность у Леоноры обманчивая, и, не смотря на детское лицо и глаза, как у куклы Мальвины, голос у нее был хриплым, прокуренным и даже наглым.

— Извините за беспорядок, но я только успела тут подмести. Устала с дороги и не до уборки. Завтра, может полы помою. Я на неделю эту избушку на курьих ножках у хозяйки сняла. Червонец, зараза, с меня содрала за этот гадюшник. Но выбирать не приходилось. Больше дома целиком в деревне не сдавались только комнаты. А мне это не интересно, я хочу, чтобы никто не мешал близко общаться с вами, парни. - пояснила прежде всего в мой адрес Пашкина мать, зайдя с нами в комнату, которая в доме была единственной с минимумом обстановки.

Деревянные стены небольшой комнатушки хранили в себе остатки былых обоев неопределенной расцветки, они пожелтели от времени, и в углу на стене я заметил надпись, сделанную химическим карандашом "ДМБ - 77, " вероятно, оставленную каким-то солдатом, бывшим тут до нас. Я знал, что в деревне сдавались дома, и солдаты с военного городка бегали сюда в самоволку к своим женам или просто знакомым женщинам.

Кроме стола, нескольких стульев и обшарпанного дивана, стоявшего у стены, в комнате, другой мебели не было, за исключением печки, небольшой лежанки, служившей постояльцам для обогрева в зимнее время года.

— Здравствуй, Леночка. На фотографии ты не такая красивая, как сейчас. Я мечтал тебя увидеть, и вот моя мечта сбылась. - сказал я Пашкиной матери, стоя перед ней в освещаемой лампочкой комнате.

Действительно, на фото она выглядела совсем не так, как в жизни. В данный момент я видел перед собой не тридцатичетырехлетнюю женщину, мать взрослого сына солдата, а молодую девушку. Выглядела Леонора гораздо моложе своих лет, и только наглый, грубоватый голос выдавал в ней бывалую блядь, прошедшую Крым и Рым.

— Вот это по нашему. А то здравствуйте, Елена Викторовна. Ха, ха, ха. Как в школе. Ты в постели тоже меня по отчеству будешь называть, Костя? - засмеялась Пашкина мать, обнажив при этом белые ровные зубки с золотыми коронками по краям.

Леонора была женщиной простой, веселой и совершенно без комплексов. Перед нами она ходила в лёгком хлопчатобумажном халатике, надетым на голое тело, так как её одежда, включая нижнее белье, лежала на стуле. Юбка, блузка и поверх них бюстгальтер и трусы, все это было небрежно брошено на стул своей распутной хозяйкой. Трусы у Пашкиной матери были розового цвета, и они моментально подняли у меня член, едва я их увидел.

— У вас тут на Урале жара стоит жуткая, в Туле намного холоднее. - Леонора перехватила мой взгляд на ее трусы, лежавшие на стуле, и, усмехнувшись краем накрашенных яркой помадой губ, сняла одежду со стула и положила в большую спортивную сумку, стоящую в углу, демонстрируя нам с Пашкой свои точечные ножки и край голенькой попки под задранным халатом.

— Садитесь, парни, к столу, выпьем за встречу. Но стула тут всего два, а нас трое. В таком случае, я у своего жениха на коленях посижу. Ты не возражаешь, Костя? - спросила у меня Пашкина мать и, не дожидаясь моего ответа, уселась на мои колени, придавив стоявший колом член своей пухлой попкой, похожей на футбольный мячик.

— Такую женщину за счастье на коленях подержать. Только если тебе удобно, Леночка. - я уже не был тем стеснительным пацаном, каким был до армии, а после общения с заведующей терапевтическим отделением Ольгой Ивановной, которая так же была блядью, совсем не боялся женщин и вел себя с Пашкиной матерью соответственно.

— Ещё скажи, что на руках меня всю жизнь будешь носить. Все вы, мужики, так говорите. А как дело сделаете, так в кусты. - засмеялась Леонора, без всякого стеснения поёрзывая попкой у меня на хую, сидя на моих коленях.

— Паш. Банкуй, давай. Что ты, как не родной. - сказала мать сыну, сидевшему на стуле напротив.

На столе стояла начатая бутылка " пшеничной " водки, банки с консервами, хлеб и на удивление нарезанная тонкими ломтиками копчёная колбаса, жуткий дефицит в то время, тем более на Урале.

— Я же в торговле работаю и все могу достать. С собой пришлось закусь везти. Тут у вас в магазинах шаром покати. - сказала Леонора, заметив мой взгляд на колбасу.

Тем временем её сын разлил водку по рюмкам, мы чокнулись друг с другом, выпили, Пашка закусил колбасой, а мне на закуску достались губы его матери, пахнущие табаком. Леонора, выпив водки, сидя у меня на коленях, поёрзывая между делом жопой на моём члене, обняла рукой за шею и поцеловала в губы взасос, а я ей ответил.

— Как только твое фото в письме увидела, так и мечтала тебя поцеловать, Костя. Ты мне сразу приглянулся, мальчик. И вот моя мечта сбылась. - сказала Пашкина мать, оторвавшись от моих губ, а затем, внезапно встав на пол, подошла дивану и скинула с себя халат.

— Не будем время терять, мальчики. У меня его полно, а у вас нет. Вам ещё нужно в часть во время попасть. Так что давайте любите меня. Вы же за этим ко мне ночью по лесу шли. - сказала Леонора, стоя возле разложенного диван - кровати, голая и прекрасная.

Пашка был прав, когда мне говорил, что тело у его тридцатичетырехлетней матери, как у молодой девушки. И это было действительно так, сиськи у Леоноры стояли чуть ли ни колом, плоский живот и лобок, покрытый белесым пушком, длинноногая, статная, голубоглазая блондинка была неотразима, и глядя на нее, и не подумаешь, что ее ебли бандиты и богатые мужчины, в том числе родной сын.

— Ты права, мам, времени у нас в обрез, нам в часть нужно к пяти утра попасть, а иначе хана загребут на гауптвахту, и мы тебя до самого дембеля не выебем. - ответил матери Пашка, стаскивая с ног сапоги и скидывая хэбэ.

Я последовал примеру друга, да и стесняться как бы уже и не нужно. Его мать правильно сказала, мы проделали такой опасный путь, сбежав из части по ночной тайге, и это время надо было использовать с толком.

— А они у вас почти одинаковые мальчики. Только у Кости чуть чуть потолще. - Леонора подошла к нам и взяла в руки наши с Пашкой хуи.

Опытная блядь по достоинству оценила мой член, и он ей пришелся по нраву, судя по тому, как страстно она его поглаживала пальцами.

— Сынок. Ты покури пока и жди своей очереди, а я с другом с твоим хочу сначала потрахаться. Он как ни как мой будущий муж. Или ты раздумал на мне жениться, Костя? - спросила у меня Пашкина мать, стоя передо мной, поглаживая пальцами член.

— Леночка. Любимая. Я не капли не раздумал. И хочу взять в тебя в жены. - ответил я женщине, обхватывая ее руками за бедра и прижимаясь членом к шелковистым волосикам у нее на лобке.

— Я тебе хорошей женой буду, парень. Не пожалеешь. А сейчас давай трахни меня. Попробуй сначала. Может, не понравлюсь. - Пашкина мать легла на диван, привычно раздвинув ноги, слегка согнув их в коленях, и застыла в ожидании.

Я тут же полез к ней, лег на нее, вставил член во влагалище и стал ее ебать неспешно, с протяжкой, как учила меня капитан медицинской службы Ольга Ивановна.

— Аааа. Аааа. Как приятно с тобой, милый. - застонала Леонора и, к удивлению, сама активно начала мне помогать, двигаясь навстречу тазом, лёжа подо мной.

Это было столь необычно и кайфово, что я приподнялся над Пашкиной матерью на руках, давая женщине свободу движений, и она тут же отблагодарила меня мощными толчками. Леонора действительно еблась, как швейная машинка Зингер, и умела и любила это делать.

— Лена. Леночка. Как хорошо с тобой. - говорил я женщине слова любви, раз за разом вгоняя член ей во влагалище и ощущая, как стенки её вагины обхватывают мой хуй, словно кольцом.

И это было удивительно, так как, по словам ее сына, Леонора была блядью, а вот влагалище у нее не было растянутым. И даже наоборот, узким. А ещё от Леоноры приятно пахло дешёвыми цветочными духами и табаком, Пашкина мать курила, и мне этот запах был приятен.

— Всё, родной. Я кончила. Да так хорошо, как никогда в жизни. Не зря я сюда приперлась за две тысячи километров, будто дома себе хуй бы не нашла. Не зря, милый. - говорила мне Леонора, когда все закончилось, и я спустил ей во влагалище порции спермы.

Женщина ласкала меня материнскими ладонями, а они у нее были грубые. Работа продавщицы обязывает носить ящики с водкой из подсобки на прилавок, вот и ладони женщины немного огрубели, но мне наоборот, было приятно их грубое прикосновение.

— Мам, дай и мне засадить. А то у меня хуй лопнет, глядя на вас. - жалобно произнес Пашка, он все это время сидел на стуле со стоящим колом членом, курил и смотрел, как я ебу его мать.

— Куда же без тебя. Ты член семьи. Только на твой конец я одёжку надену. - ответила сыну Леонора, доставая из под подушки упаковку с индийскими презервативами.

Со мной эта белокурая богиня еблась без резинки и разрешила кончить ей внутрь, а вот с сыном Леонора предохранялась. И это было объяснимым, женщина всерьёз хотела завести семью, и если и рожать ребенка, так от другого мужчины, а не от родного сына.

— Да без проблем, мам. Только дай засадить, а то яйца ломит. Считай, год, как я в армии без женской ласки. - сказал матери Пашка, подставляя член под её заботливые руки, на который Леонора умело натянула презерватив.

Я встал с дивана, чтобы им не мешать, подошёл к столу, достал сигарету из пачки и, прикурив, стал смотреть, как сын на моих глазах сношает родную мать, а та, лёжа под ним, яростно ему подмахивала.

— Подожди. Успокойся, солдат. Дай мне покурить, что-ли. А то, я смотрю, вы вдвоём меня заебете. - Леонора не позволила мне лечь на нее, когда ее сын отстрелялся и освободил место на диване.

Пока Пашка дрючил мать, у меня по новой встал член, и я был готов засадить его мамаше, но она меня обломала.

— Я никуда от вас не денусь, парни. Только перекурю пять минут. - сказала Леонора, вставая с дивана.

Она подошла к своей сумке в углу, нагнулась, достала из нее пачку " Космоса", вытащила сигарету, я подсуетился, дал женщине огня, чиркнув зажигалкой, и она, прикурив, красиво выпустила табачный дым из своих пухлых губ.

— Кури, конечно, Лена. Я тебя не тороплю, любимая. - я подошёл к столу, сел на стул и усадил к себе на колени Пашкину мать, она тут же обвила мою шею рукой и, прижавшись ко мне всем телом, с наслаждением курила, делая глубокие затяжки.

— Придёшь из армии, Костя. Я тебя к себе на работу в Райпо устрою. Вместе будем с тобой товар пиздить. Так сказать, семейный подряд. - засмеялась Леонора, сидя у меня на коленях, куря сигарету и выпуская табачный дым к потолку.

Голос у Пашкиной матери был с хрипотцой, развратный, наглый, но мне безумно нравилась её манера поведения, и, удерживая взрослую женщину у себя на коленях, обнимая рукой её за талию, я понял, что по уши влюбился в эту белокурую богиню Леонору с детским лицом и глазами, как у куклы Мальвины.

— Так у него права есть, мам. Как раз на автолавку можешь его устроить. - сказал Пашка, он все лежал на диване, отходя от оргазма, полученного с родной матерью, а использованный презерватив сморщенным комочком валялся на полу.

— А что это идея. У меня подруга по деревням продукты возит, и у нее навар больше, чем в магазине. Там контроля меньше, а возможность спиздить в разы возрастает. - обрадовано воскликнула Леонора, ругаясь при этом матом, но мне ее вульгарный язык нравился, как и все, что связано с этой удивительной женщиной.

— Иди ко мне, Костя. Я тебя по особому приласкаю. Паша уже это пробовал, а ты нет. - сказала Леонора, вставая с моих колен.

Женщина подошла к дивану, но ложиться на него не стала, она села на край и, раздвинув ноги, ждала меня.

— Я люблю мужикам вот так приятно делать. - сказала Пашкина мать, беря рукой меня за хуй, когда я к ней подошёл.

Леонора, сидя на диване, придерживая мой член рукой, потянулась к нему, обхватила пухлыми губками головку и стала с удовольствием её сосать, постепенно заглатывая все глубже и глубже, пока залупа не стала выпирать у женщины за щекой.

— Так хорошо ты мне делаешь, любимая. Леночка, родная. - я гладил Пашкину мать рукой по волосам у нее на голове, смотрел, как пухлые губки блондинки, накрашенные красной помадой, сосут у меня член, и буквально изнывал от наслаждения.

Леонора была третьей по счёту женщиной, которая делала мне минет, и на это раз я получил от оральных ласк с развратной продавщицей, матерью моего друга, куда больший кайф, чем с Галей и Ольгой Ивановной. Сосала Пашкина мать настолько умело, что я как бы впал в нирвану и очнулся лишь тогда, когда стал спускать сперму ей в рот.

— Мам. Я тоже так хочу. Пососешь у меня. - Пашка вскочил с дивана и встал на пол перед сидящей матерью, прислоняя к ее губам, залитых моей спермой, стоящий колом член.

Друг не на шутку возбудился и хотел так же улететь в нирвану от минета с женщиной, которая его родила и воспитала.

— Блядь. Ну куда я денусь с подводной лодки. Конечно, возьму и у тебя сын, как ни как. - произнесла Леонора, облизывая губы.

Но прежде чем взять у Пашки член за щеку, женщина посмотрела на меня, как бы ища поддержки, на что я погладил её рукой по волосам на голове и легонько подтолкнул вперёд. Леонора недовольно зыркнула на меня глазами, похожими на два больших блюдца, обхватила губами член сына и стала его сосать, постепенно заглатывая глубже в рот.

— У нас дом большой, кирпичный. Рядом река протекает. Пляж есть. Будем летом с тобой ходить, купаться Костя. А ещё я мечтаю свое хозяйство завести. Огород и живность как положено. Паша по строительству специалист, а ты ему поможешь сараи построить. Я ведь деревенская, и у моих родителей в селе раньше большое хозяйство было. - мечтательно говорила Леонора, лёжа на диване, обнимая меня и сына, лаская, гладя материнскими ладонями волосы у нас на головах.

Мы лежали втроём на диване, отдыхали, Леонора курила сигарету, а мы с Пашкой сосали соски у нее на грудях, наслаждаясь от близости с безумно красивой женщиной.

— А ты, оказывается, хозяйственная Леночка. У моих родителей тоже есть дача, и я привыкший к сельскому хозяйству. Так что с удовольствием буду помогать твоему сыну строить сараи для животных. - сказал я матери друга, сося у нее набухший сосок на одной из упругих сисек.

Мне пришлось по душе, что Леонора оказалась хозяйственной женщиной и думала о том, как нам обустроить быт, когда мы все втроём станем жить в её доме.

— А знаете что, парни. Время поджимает, и вам скоро нужно будет в обратный путь собираться. Так что я предлагаю не по одному меня трахать, а сразу вдвоём. Так быстрее будет, и мне приятнее. - неожиданно предложила нам Пашкина мать, вставая с дивана.

Женщина подошла к своей сумке в углу, покопалась в ней и вытащила из нее тюбик с вазелином.

— Не пойму, мам. Как это мы будем сразу с тобой вдвоём? - было спросил у матери Пашка, но потом замолк, увидев у неё в руке смазку.

— Очень просто, сынок. У меня ведь две дырки, а у вас два члена в наличии. Один мне в письку вставит, а другой в попку. Экономия времени, а удовольствие все сразу втроём получим. Я для этих целей и смазкой запаслась. - объяснила сыну и мне Леонора, снимая колпачок с тюбика с вазелином, который она держала в руке.

— Давай, солдат, я твоего молодца как следует смажу. Паша меня пробовал в попу, а ты нет. - Леонора присела на диван и, выдавив из тюбика приличную порцию вазелина, густо намазала им мою залупу.

Закончив со мной, женщина занялась сыном, вздрочнула ему член, придавая нужную твердость, и надела на него презерватив, умело раскатав по стволу.

— Кость. Ты сзади меня становись и в попу мне вставишь. - скомандовала Леонора, окорячивая лежавшего на спине сына, сверху сев влагалищем на его член.

Пашкина мать нагнулась вперёд, и у меня перед глазами очутились ее очко, нежная анальная дырочка, в которую я немедленно вставил член и надавил.

— Ааааа. Аааа. Вот это кайф. Я давно так хотела, но не с кем было. Ебите меня, мальчики. Ебите, сынки. - Леонора завыла, сидя обеими своими дырками на двух членах разом, и тихонько заёрзала у Пашки на хую, тем самым как бы насаживаясь задним проходом и на мой член, который находился у нее в жопе.

— Лена, милая. Тебе не больно, дорогая? - спросил я у женщины, начав совершать толчки в её анальном отверстии, которое было в разы уже, чем влагалище.

— Нет, не больно, глупенький. Еби меня, Костя. Не останавливайся, прошу. - ответила мне Пашкина мать, поддавая назад жопой.

И я стал ей в нее засаживать, придерживая женщину руками за бедра и смотря на то, как мой член входит и выходит в её очке, горячем и узком. Леонора если и занималась анальным сексом, то не часто, так как её задний проход был почти девственен и не растянут мужскими членами. Из нас троих только Пашка был пассивен, он лежал на спине, прижатый весом матери и не мог двигаться и пришёл в движение только тогда, когда я, кончив, отвалился с Леоноры в сторону на диван.

— Ну как, мальчики, понравилось? Вот женись на мне, Костя, и мы будем хоть каждый день подобным заниматься. - говорила Пашкина мать, обмывая мой член водой из кружки над помойным ведром.

Он немного измазался в её попке, и Леонора заботливо его мыла.

— Конечно, женюсь, Лена. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой после службы. Чуть больше года осталось. Вернусь домой, и мы с тобой сыграем свадьбу. - ответил я Пашкиной матери, смотря на нее влюбленным взглядом.

Я не представлял своей жизни без красавицы Леоноры и благодарил судьбу и своего кореша за то, что он познакомил меня со своей мамой.

— Я стану тебя ждать, Костя. И у меня никого не будет на стороне. В этом можешь быть уверен, милый. - обрадовано воскликнула Леонора, целуя меня в губы взасос страстным поцелуем.

Мы втроём сели за стол, выпили ещё водки и, закусив, я и Пашка стали собираться в дорогу. Время у меня на часах было четыре утра и уже начинало светать. А нам нужно попасть в казарму до подъёма.

— Удачи вам, мальчики. И приходите ко мне ещё. Я вас буду ждать. - сказала нам Леонора, целуя меня и сына, стоя в сенях, провожая нас из дома.

— Обязательно придём, мам. Только как получиться. - ответил матери за меня и за себя Пашка, и мы с ним вышли на улицу.

Уходя от дома, я услышал, как за нами закрылась дверь, и звякнул крючок. Леонора, оставшись одна, закрылась на запор и с большей долей вероятности ляжет спать, утомленная поревом с двумя молодыми парнями.

— Ну как, Костя? Я же тебе говорил, что моя мать огонь и ебется, как швейная машинка Зингер. - сказал, запыхавшись, Пашка.

Мы с ним шли ускоренным шагом, пытаясь попасть в казарму к подъему и тем самым сохранив возможность ещё раз сходить в самоволку.

— Не то слово, друг, твоя мама просто секс - бомба и вообще хорошая женщина. Я влюбился в нее по уши и после дембеля стану твоим " папой". - ответил я, Пашке, ускоряя шаг.

В казарму мы попали вовремя, все так же через окно в каптерке и легли в свои койки, а в шесть утра встали вместе со всеми как ни в чем не бывало. Правда, спать хотелось сильно, но безумная ночь, проведенная в объятиях красавицы Леоноры, стоила того, чтобы быть не выспамши.

***

В следующий раз попасть в деревню к Пашкиной матери нам удалось только через день, когда я сменился с караула, а Пашка без меня один не рискнул идти ночью по тайге.

— Пришли мальчики. А я места себе не находила. Думала, может, с вами что-то случилось? - говорила нам обрадованная Леонора, когда мы с Пашкой пришли к ней в деревню ночью через день.

Женщина переживала за нас и была несказанно рада, увидев своих ебарей живыми и здоровыми.

— Возможности не было, мам. Я же тебе говорил, что придем, как получиться смотаться из части. - ответил матери Пашка, зайдя в дом, и сразу уселся за стол, на котором стояла бутылка водки и сковородка с аппетитно пахнущей жареной картошкой на сале.

У меня у самого слюни потекли от запаха домашней еды, но ещё больше я хотел насладиться прелестями Пашкиной матери, красавицы Леоноры, и я, заключив женщину в объятия, принялся её целовать и всячески ласкать.

— Постой, Костя. Я от тебя никуда не денусь. Садись за стол и поешь. Давайте выпьем за то, что мы снова вместе. А то я, честно, вся на нервах была о вас думала. - Леонора мягко освободилась из моих объятий и, усадив меня за стол, сама, как обычно, села ко мне на колени, давя своей попкой мой член, а он стоял колом.

Выпив водки и как следует закусив жареной картошкой, мы от стола плавно переместились на диван, где занялись групповым сексом. Это было практично, таким образом, мы одновременно втроём получали удовольствие и экономили время, которого у нас было не так много. Да и наша светловолосая любовница с глазами, как у куклы Мальвины, получала больше удовольствия от того, что в её дырках находились одновременно два члена.

***

Таким образом, мы с Пашкой смогли сходить в самоволку в деревню на свидание к его матери всего пять раз через день, а потом она уехала обратно в Тульскую область. И общение с красавицей Леонорой, развратной продавщицей и матерью моего кореша, для меня свелось только в письмах, в которых мы с ней признавались друг к другу в любви.

***

На дембель в ноябре мы попали с Пашкой вместе в один день, и вновь нас, как и два года назад, помчал по рельсам фирменный уральский поезд " Малахит". Но на этот раз мы с корешем не бухали и доехали до Москвы абсолютно трезвыми, потому что меня и его дома ждала наша общая любовница Леонора. Она уже накрыла хороший стол по случаю нашего возвращения из армии, и мы хотели попасть домой трезвыми, а там уже хорошенько оторваться, и не только водкой и вином, но и сладкими дырками Пашкиной матери.

Сначала мы заехали с Пашкой ко мне домой, где нам все же пришлось выпить по рюмке водки за встречу с моим отцом и матерью, а потом только поехали к нему в соседний район, и каково было мое удивление, когда Леонора вышла нас встречать на крыльцо дома, держа маленького ребенка на руках.

— Что Костя не ожидал свою дочь увидеть. Так вот она. Иди к своему папе, Надя. - Пашкина мать передала мне ребёнка на руки, и я его взял со священным трепетом.

— Но как такое возможно, Лена! Почему не написала в письме, что забеременела и родила от меня? - с огромным недоумением спросил я у Пашкиной матери, держа своего ребёнка на руках.

С одной стороны, я был безумно рад, что стал отцом, а то, что это был мой ребёнок, не вызывало сомнения, но факт скрытия его рождения от меня огорчал.

— Я хотела тебе сюрприз сделать, Костя. А то бы ты узнал, что у тебя дочка родилась, и еще глупостей натворил, из армии бы сбежал. А так вот она наша красавица, Надюша. А ты что, стал столбом, Паша, возьми на руки сестру, подержи. - Леонора взяла дочку у меня из рук и передала её сыну, и Пашка с охотой ее принял и даже загугукал с ней.

— Всё, что не делается, к лучшему. Я безумно рада вашему возвращению из армии, мальчики. Проходите в дом, раздевайтесь, мойте руки и садитесь за стол. Я все приготовила и ждала вашего приезда. - Леонора забрала ребёнка у сына и повела нас за собой в дом.

В прихожей мы разделись, сняли шинели, шапки и сапоги и прошли внутрь на кухню мыть руки. В доме было тепло и даже жарко, на кухне топилась печь, в топке которой весело потрескивали берёзовые поленья.

— Для вас приготовила, парни. Все таки больше года прошло после нашей встречи. - Леонора махнула рукой на накрытый стол в зале, который буквально ломился от выпивки и закусок, тут было все по высшему разряду и спиртное, включая водку, коньяк и вино с пивом, и так же дефицитные продукты, недоступные обычным гражданам.

— Давайте выпьем за встречу, парни, и за нашу счастливую жизнь втроём в этом доме! - произнесла тост Пашкина мать, сев с нами за стол, держа в одной руке ребенка, а в другой рюмку, но не с водкой, а с лимонадом.

Леонора категорически отказалась пить водку, когда Пашка было хотел её ей налить.

— Теперь я не курящая и не пьющая. Я ведь грудью кормлю дитя, а алкоголь и никотин пагубно действуют на детский организм. Вы пейте и закусывайте, парни, а я дочку, пожалуй, покормлю. Пришло время дать ей грудь. - Леонора, выпив лимонад, поставила рюмку на стол и пересела с ребёнком на диван, где распахнула халат и стала кормить дочку грудью.

Под халатом у Пашкиной матери не было лифчика, и когда она его распахнула, из него вывалились ее груди, налитые молоком. И они, на мой взгляд, стали даже больше. Да и сама Леонора изменилась, беременность и роды пошли Пашкиной матери на пользу, и она, родив ребёнка, стала ещё краше и справнее.

— Вы ешьте, пейте, парни, на меня не смотрите. Я для вас все приготовила. - говорила нам с Пашкой его мать, сидя на диване, давая одну из своих прекрасных грудей в рот ребёнку.

Маленькая Надя сосала сосок у матери и таращила на нас с Пашкой свои глазенки, копия голубых глаз своей матери Леоноры. А мы с другом сидели за столом, выпивали и закусывали, и каждый из нас хотел быть на месте Нади, чтобы припасть к прекрасным сиськам её матери.

— Курить на улице. Понял Паша. Я не хочу, чтобы в доме табаком пахло. - строгим голосом произнесла Леонора, заметив, что ее сын потянулся к сигаретам и хотел закурить за столом по привычке.

— Хорошо, мам. Я просто забылся. Выйду, покурю на улицу, конечно, да и жарко в доме. - Пашка послушно встал из-за стола и, прихватив с собой пачку сигарет, пошел дымить на крыльцо.

— Помоги мне дочку уложить Костя. Она наелась и сейчас заснет, а у нас будет время для близких отношений. Я соскучилась по твоему члену, милый. - попросила меня Леонора, она взяла ребёнка на руки и понесла его в свою спальню.

Дом у моего друга был большой и состоял из просторной кухни, зала и двух спален. В одну из которых и повела меня наша общая с ним любовница.

— Теперь это и твоя комната, Костя. Вот на этой кровати мы будем с тобой спать. А Надя в своей кроватке рядом с нами. - Леонора зашла в спальню и показала мне большую деревянную двуспальную кровать и напротив нее крохотную детскую кроватку для Нади.

В целом, комната мне понравилась, она была со вкусом обставлена импортной мебелью, даром что ли Леонора работала в торговле и имела блат благодаря своей внешности. Кругом на стенах висели ковры, которые создавали уют в спальне.

— Как же я по тебе соскучилась, Костя, если бы ты только знал. Но я не могу сына бросить. Ты, надеюсь, не будешь в обиде, если я ему дам, он же тоже хочет. - Леонора уложила дочку в кроватку, и она заснула, сопя маленьким носиком.

— Я тебя не ревную к нему. Мы одна семья и договаривались жить вместе. Ты что, забыла, милая. Пошли в зал, а то Пашка уже заждался. Он всю дорогу, двое суток в поезде, только о тебе и говорил. - ответил я женщине, обнимая её и целуя в губы.

Я от природы не был ревнивым, а к Пашке, своему другу и почти что брату, я тем более не ревновал. Да и потом, не расскажи он мне в армии про свою мать, я бы никогда не встретил женщину своей мечты, прекрасную блондинку Леонору, с глазами, как у куклы Мальвины.

— Вот и славно, милый. А ревновать и вправду не стоит. У меня не было других мужчин после тебя и Паши, и я хочу быть только с вами, а другие мне не нужны. Пошли скорее, пока Надя спит, я вам хорошенько дам. Опять вдвоём со мной будете. Как тогда на Урале, в деревне помнишь? - тихим голосом произнесла Леонора, боясь разбудить ребенка.

Пашкина мать взяла меня за руку и тихонько вместе со мной вышла из спальни, закрыв за собой дверь.

— Заждался нас сынок. Мы Надю укладывали. Она заснула, и у нас есть немного времени для секса. - сказала сыну Леонора, увидев, что тот уже раздвинул диван - кровать и сидит на краю в одних трусах.

— Молочка грудного не хотите попить, парни. У меня его много, все равно сцеживать придётся, сиськи распирает. - Леонора скинула с себя халат и предстала перед нами полуголая, без лифчика, в одних трусах, а трусы у Пашкиной матери были импортные, кружевные, чёрного цвета, и они сексуально смотрелись на ее молочного цвета ягодицах.

— А разве это возможно, мам? - удивленным голосом спросил у матери Пашка и было потянулся к ней, как она его прогнала от себя.

— Сначала зубы как следует почистить, сынок, и губы с мылом промой. Не хочу, чтобы вы инфекцию мне в соски занесли. Их же ребёнок сосет. Тебя тоже это касается, Костя. - сказала мне Леонора, подходя к окнам и задвигая на них шторы.

На улице было уже темно, а Пашкина мать любила заниматься сексом при свете и поэтому плотно занавесила окна, чтобы за нами никто не подсмотрел из посторонних.

— Все сделаю, как ты скажешь, любимая. Леночка, родная моя. - ответил я женщине и чуть ли не бегом помчался на кухню чистить зубы, где стоял умывальник.

— Пиздец, Костя. Она ещё красивее стала после родов. Её ебать одно удовольствие. Только уступи мне место в её жопе. Я Леоноре в очко хочу засадить. Всю службу об этом мечтал. - попросил меня Пашка, стоя у умывальника и старательно чистя зубы зубной пастой, как приказала мать.

— Без проблем, кореш. Все равно потом поменяемся. Но если тебе невтерпеж, валяй. Еби ее в попку, а мне и традиционно в пизду, по кайфу будет. - ответил я другу, занимая его место у умывальника.

— Ну как вкусное мое молоко, мальчики? Для вас его накопила. - спрашивала у нас с Пашкой его мать, лаская меня и его по волосам на головах своими грубоватыми ладонями.

Мы с другом разделись до гола и, сидя на диване, сосали соски на грудях у Леоноры, глотая из них вкусное грудное молоко, а она в ответ гладила нас по волосам, как маленьких детей, да и мы и были для неё как дети.

— Мам, я в попку тебя хочу. В армии только об этом и мечтал. - сказал матери Пашка, увидев в её руке тюбик с вазелином.

Вдоволь накормив нас грудным молоком, Леонора собиралась дать нам "в два смычка" и готовила для этих целей смазку.

— Да мне без разницы, кто из вас меня будет в попу иметь, парни. Все равно потом поменяемся. - засмеялась Леонора, нанося слой вазелина на залупу сына.

— А ты, дорогой, надеть, пожалуй, презерватив. Я не хочу делать аборт и тем более рожать. Нам пока одного с тобой ребёнка хватит. - предупредила меня Леонора, давая в руки пачку индийских презервативов.

И она была права. Ей необходимо было предохраняться, да и каждый из нас имел возможность выебать эту красотку без "резинки" в её белую и податливую попку, которую она без особых проблем предоставляла.

— Аааа. Оййй. Аааа. Наконец то. А то я извелась вся. Ночами не спала, ваши члены вспоминала. - говорила довольным голосом Леонора, почувствовав в своих дырках два хуя разом.

Пашка порол мать в жопу, пристроившись к ней сзади, а я лежал без движений на спине, и на мне сверху ёрзала Леонора, сладко, постанывая. За время, пока ребенок спал, мы с Пашкой успели поменяться местами, ебя его мать "в два смычка" на диване. И я с наслаждением засаживал красавице Леоноре в её горячее и тесное очко, чувствуя, что где-то в глубине, через перегородку, разделяющую вагину и анус, ходит член её сына.

— На сегодня все парни. Надя проснулась, я пойду её кормить, и вы давайте закругляйтесь. Паша, ты иди в свою комнату, а Костя ляжет со мной, где ему и место. - сказала Леонора, услышав за дверью своей спальни детский плач.

Мы сидели с Пашкой за столом и выпивали, отдыхая после порева с его матерью, но она нас разогнала. И мы ее, конечно, послушались, нашу принцессу.

— Устал, милый. Обними меня крепко, крепко и спи, родной, набирайся сил. Завтра они тебе пригодятся. Я после родов постоянно хочу член. Не знаю, что со мной, но охота жуткая. - сказала мне Леонора, лёжа со мной в обнимку под одеялом на супружеской кровати в уютной спальне, и рядом с нами в своей кроватке спала наша маленькая дочь.

— Хорошо, Лена. Я тоже по тебе сильно соскучился и хочу тебя и днём, и ночью. - ответил я Пашкиной матери, обнимая взрослую женщину за животик, такой нежный и желанный.

И прижавшись членом к ее голой попке, почувствовав, что он у меня, встал, взял и просунул его дальше во влагалище, а Леонора мне в этом помогла, приподняв ногу.

— Я ещё никогда с членом внутри не засыпала Костя. Не могу я так. - Леонора повернулась ко мне передом, поцеловала в губы и полезла рукой под подушку, где у нее лежали заранее приготовленные презервативы.

— Вот так заодно и кровать с тобой обновим. Это ведь наше супружеское ложе, а мы с тобой ещё на нём не занимались любовью. Это необходимо исправить. - сказала мне мать моего друга, одевая на член презерватив.

Леонора окорячила меня сверху, сев влагалищем на мой стояк, и заёрзала на нём вверх и вниз, сильно сопя при этом носом. Она сдерживала себя, чтобы не стонать, боясь разбудить ребёнка, а я придерживал любимую женщину руками за бедра, думал, как прекрасна жизнь и как хорошо быть молодым. И ещё я благодарил судьбу за то, что она свела меня с Леонорой, красивой и развратной продавщицей, и ее сыном.

Конец!