Клиника по лечению запоров. Часть 21

21. Наказание для замужней женщины соединенной клизмой

Вторая глава DVD-диска, словно долгожданный десерт для извращенного гурмана, представляла Сёко-сан во всей ее униженной "красе". Изображение на экране мгновенно сменилось, и зрителя буквально ослепил крупный план ее ануса, словно эротический манифест похоти и позора. Титры с циничным названием «Наказание для двух молодых жен соединенной клизмой» исчезли, уступая место статичному кадру, запечатлевшему двух женщин, повернутых к камере своими обнаженными ягодицами, словно их анусы приветствовали зрителя в этом театре стыда и унижения, предлагая ему насладиться зрелищем их беспомощности.

Затем на экране появилась краткая медицинская справка о пациентках, словно прейскурант в эротическом меню: анамнез, история болезни, физические особенности – все было представлено в сухой медицинской форме, лишенной эмоций и сострадания. Разумеется, никакой информации, способной раскрыть личность жертв, не было предоставлено, однако навязчивая мысль о том, что среди этих безымянных тел может оказаться моя собственная жена, подобно холодному лезвию пронзала нервы, заставляя сердце биться в тревожном ритме, несмотря на заверения о "совершенной секретности" и отсутствие намека на "замыливание" лиц на записи.

Когда видео наконец ожило, пленка словно по чьей-то извращенной воле была отмотана назад к самой начальной сцене – сцене раздевания, словно приглашая зрителя стать невольным вуайеристом и насладиться каждым мгновением предстоящего унижения. Впрочем, "сцена раздевания" – это звучало слишком громко для той полуобнаженной картины, что предстала перед глазами: жена Томоми, видимо, уже прошедшая через предварительный визуальный осмотр, была раздета лишь частично – сняв безликую больничную рубашку, она осталась лишь в бесстыжем бюстгальтере, а нижняя часть тела была полностью обнажена, словно предлагая себя на растерзание и позор.

Сёко-сан, все еще одетая в повседневную одежду, начала медленно раздеваться, словно неохотно повторяя действия жены, словно ведомая невидимой силой в этот позорный спектакль. С заметным трудом стянув джинсы, упрямо зацепившиеся за ее пышные бедра, она наконец обнажила лишь крошечный треугольник ткани, робко прикрывающий самое сокровенное – миниатюрные стринги, словно последнюю линию обороны перед полной капитуляцией стыда.

Сёко-сан двигалась медленно, словно стыдясь каждого своего движения, словно надеясь замедлить неизбежное унижение, но бесцеремонная медсестра, словно читая ее мысли, нетерпеливо прошипела: «Ну что ты копаешься, раздевайся быстрее! », и ловким движением пальца, словно опытный грабитель, зацепила за тонкий пояс стрингов и одним дерзким рывком «р-раз! » – спустила их к самым коленям, полностью обнажив нижнюю часть тела Сёко-сан, безжалостно раскрывая ее интимность перед объективом бездушной камеры.

Медсестра, словно победительница в бою, торжествующе указала Сёко-сан на холодный процедурный стол, и обе женщины, жена и соседка, покорно повиновались ее властному жесту, безмолвно взбираясь на него и принимая позу четверенек, словно готовые к ритуальному жертвоприношению на алтаре унижения и похоти.

Их движения были пугающе синхронны и безмолвны, словно отрепетированный танец позора, однако неуловимое движение жены Томоми на мгновение опередило Сёко-сан, словно указывая на ее ведущую роль в этом извращенном дуэте унижения, и Сёко-сан, словно покорная ведомая, незамедлительно подстроилась под ее темп, словно подчиняясь негласному лидерству в этом позорном представлении. Когда жена Томоми первой замерла в постыдной позе, опустив голову и неестественно выставив свою обнаженную задницу, Сёко-сан, словно колеблясь лишь долю секунды, через мгновение словно отражение в зеркале сменила позу, повторив ее движения с пугающей точностью, подчиняясь негласному приказу стыда и позора.

Приняв неестественную коленно-грудную позу, в которой их ягодицы были вульгарно выпячены высоко вверх, а головы покорно опущены вниз, обе женщины полностью обнажили свои интимные места, представ перед зрителем во всей своей беспомощной наготе. Теперь они замерли в том самом положении, что и на жутком статичном кадре, словно воплощенное вожделение и унижение, превратившись в живые эротические скульптуры, обреченные на похотливые взгляды и садистские манипуляции.

Камера, словно по невидимой команде извращенного режиссера, плавно приблизилась к их интимным местам, смакуя каждую деталь их наготы с циничным любопытством. Анус Сёко-сан предстал во всей своей естественной красоте, не тронутый бритвой, с нежным пушком волос, словно персик, готовый к сладострастному поцелую, разительно контрастируя с искусственно выбритым и безжизненным лобком жены Томоми, чье интимное место казалось лишенным жизни и естественной привлекательности. Именно эта неподдельная естественность Сёко-сан, ее нетронутая природа эротизма пьянила и волновала особенно сильно, пробуждая запретные желания и похотливые фантазии. (…Вот оно, то самое сокровенное, что так тщательно скрывалось под скромными лосинами… То, что неоднократно являлось во влажных эротических снах, теперь предстало явью на экране DVD…). Как ни странно, несмотря на то, что за годы вуайеристических утех я пересмотрел бесчисленное множество женских интимных мест на DVD, именно вид интимного места соседской жены, Сёко-сан, возбуждал меня с необъяснимой силой, хотя на первый беглый взгляд оно казалось таким же, как и все остальные, но в этой "обычности" скрывалась непостижимая магия запретного плода, ее интимное место манило и притягивало словно магнит, пробуждая необузданную похоть и сладостное томление.

«Доктор, п-пожалуйста, ректальное обследование…», «Пожалуйста, введите запирающую пробку[Примечание 1]…» Едва лишь женщины замерли в покорных позах, их голоса, дрожащие от неестественного возбуждения и унижения, словно мольба грешниц, воззвали к палачу, ускоряя начало садистского действа. В кадре словно из ниоткуда возник доктор, невозмутимый и бесстрастный, готовый превратить их тела в инструменты для удовлетворения своих извращенных желаний.

«Да, похоже, все готово. Начнем с ректального обследования. Сегодня у нас стажер, поэтому обследование будет проводиться «стержнем». Пожалуйста, перевернитесь на спину и подтяните колени к груди». Холодный и циничный голос доктора разрезал напряженную тишину процедурного кабинета, словно объявляя приговор двум беспомощным жертвам. Слова «стержень» и «стажер» прозвучали как зловещее предзнаменование, наполняя воздух ощущением неизбежного унижения и боли. «Пожалуйста, перевернитесь на спину и подтяните колени к груди», – последовал приказ, словно обращение не к женщинам, а к безвольным манекенам, предназначенным для садистских экспериментов.

«Есть! », «Есть». Синхронный и безжизненный ответ женщин отозвался покорным эхом в стенах кабинета, подчеркивая их полное подчинение и отсутствие надежды на избавление. «Стержень»? Неужели это то, о чем я подумал? Нехорошее предчувствие, словно ледяная рука, сжало сердце, предвещая нечто извращенное и ужасающее.

Перевернувшись на спину по команде доктора, обе женщины, жена и Сёко-сан, словно отрепетированные актрисы в пошлом спектакле, синхронно вскинули ноги, неестественно раздвинув их в стороны и зафиксировав в неестественной позе. Их вагины, ранее скромно прикрытые, теперь предстали во всем своем бесстыдном величии, зияя открыто и вызывающе, словно намеренно выставляясь напоказ перед похотливым взглядом доктора и стажера, превращаясь в центр эротического унижения и объекты садистского наслаждения.

Мой взгляд, словно одержимый демон похоти, неотвратимо приковался к вагине Сёко-сан, которую мне до сего момента не доводилось видеть в столь откровенной и бесстыдной близости. Сёко-сан, ровесница моей жены, не уступала ей в эротической привлекательности, а в чем-то даже превосходила. Легкая пигментация в интимной зоне, словно тень сомнения, лишь подчеркивала белизну ее кожи, делая ее вагину еще более желанной и запретной, словно райский плод, сорванный с древа похоти.

Вероятно, уже разгоряченная предвкушением предстоящего унижения, вагина Сёко-сан словно раскрывалась навстречу ласкам садистов. Малые половые губы, слегка вывернутые наружу, трепетали от возбуждения, а преддверие влагалища влажно блестело, словно капля росы на лепестках эротического цветка. Слизь, обильно выделяемая железами в предвкушении сладострастной пытки, не находя выхода, лениво стекала по промежности, оставляя влажный след похоти и унижения и достигая ануса, словно соединяя воедино два центра запретных эротических зон в едином порыве сладострастия и стыда.

Созерцая вагину Сёко-сан с высоты своего вуайеристического превосходства, доктор неспешно начал регулировать высоту процедурного стола, словно настраивая музыкальный инструмент перед началом извращенного концерта. Мои нехорошие предчувствия превращались в зловещую уверенность, подтверждая самые мрачные опасения: доктор, очевидно, намерен выровнять высоту стола под уровень своей талии, готовясь к акту грубого и бесстыдного надругательства.

«Итак, Томоми-сан, с вами буду я, а Сёко-сан – стажер. Сейчас же и начнем. Медсестра, приготовьте, пожалуйста, "стержень-мужской орган"». В голосе доктора теперь отчетливо звучали нотки садистского возбуждения, словно он уже вкушал сладость предстоящего унижения и власти. Не дав женщинам опомниться от ужаса перед неизвестным, медсестра, словно покорная исполнительница его извращенных фантазий, без колебаний опустилась на колени перед своим хозяином и, не теряя ни секунды, расстегнула ширинку его брюк, словно открывая врата в мир запретных удовольствий. Ее рука ловко извлекла наружу его эрегированный пенис, набухший от похоти и предвкушения власти, словно презентуя его как орудие пытки и наслаждения в этом извращенном театре стыда. Затем ее жадные губы сомкнулись на головке члена, словно голодный зверь набрасываясь на добычу, а правая рука ритмично задвигалась вверх-вниз, разжигая пламя похоти в сердце доктора, готовя его к садистскому акту надругательства.

Медсестра, словно опытная жрица порока, умелыми пальцами натянула тонкий презерватив на набухший пенис доктора, словно облачая его в символ греха и бесстыдства. В завершение этого извращенного ритуала, обильно смочив пенис скользкой смазкой, она резким движением воткнула его в уже готовый к унижению анус жены, словно запечатывая клеймом похоти и позора ее беспомощное тело, прежде чем смазка успела стечь на холодный кафельный пол.

«Ух… ух…», «Ах… ах…» Тихие стоны, полные боли и сладострастия, вырвались из глубины женских тел, словно первые звуки извращенной эротической симфонии унижения, возвещая начало садистского действа. Пенис доктора, словно раскаленный до красна жезл похоти, и пенис стажера, словно неопытный, но старательный ученик садизма, одновременно и бесцеремонно ворвались в зияющие анусы жены и Сёко-сан, словно завершая ритуал похотливого жертвоприношения, превращая их тела в послушные инструменты для удовлетворения извращенных желаний.

Сёко-сан, словно опытная жертва, уже привыкшая к подобным унижениям, без малейшего сопротивления приняла напористую головку члена, скользнувшую вглубь ее ануса словно по маслу, подтверждая мрачное предположение о том, что "разработка" ее ануса давно поставлена на поток, превращая ее в податливую куклу для садистских утех.

Обе женщины не дрогнули и не выказали ни тени смущения, услышав циничные слова «стержень-мужской орган», словно эти извращенные термины стали обыденностью в их постыдной жизни, словно они уже не раз становились объектами подобного надругательства и смирились со своей участью эротических рабынь. Их покорность и безропотность поражали и возбуждали одновременно, словно подтверждая извращенную философию этого места, где вагина, символ брака и верности, принадлежит лишь законному мужу, а задний анус, словно бездонная пропасть похоти, можно беспрепятственно использовать как угодно, превращая его в общественное достояние для утех садистов.

«А-ах, как приятно…» – не сдержавшись, жена издала сладострастный стон, нарушая тягостное молчание эротической пытки, словно признаваясь в тайном наслаждении от собственного унижения. Словно заразившись ее раскрепощенностью в пороке, Сёко-сан тоже запрокинула голову и мелко задрожала всем телом от неожиданно нахлынувшей волны наслаждения, словно предаваясь запретным эротическим грезам на самом дне унижения и позора.

«Не могли бы вы еще раздвинуть ноги и подвинуться вперед? И попу повыше! » – Голос доктора звучал приказным тоном, словно обращаясь не к живым женщинам, а к бездушным куклам для утех. «Х-хорошо…» – покорно отозвалась жена, словно эхо, повторяя слова унижения и бесправия.

Доктора не снисходили до прикосновений к телам пациенток, они лишь цинично упирались руками в их бедра, словно презрительно отгораживаясь от их женской нечистоты, выставляя вперед свои пенисы как орудия пытки и наслаждения. А женщины, униженные и подавленные, словно дрессированные животные, сами покорно раздвигали ноги шире и придвигали свои раскрытые анусы ближе к пенисам садистов, словно жаждущие дальнейшего унижения и позора.

«Кал твердый, да…», – констатировал доктор с циничным равнодушием, словно оценивая качество товара на рынке рабов. «У вас тоже, доктор? У этой дамы тоже скопилось немало», – отозвался стажер, словно подтверждая диагноз и разделяя садистское удовольствие от предстоящей пытки.

Кончик члена доктора скользнул в анус жены без малейшего сопротивления, словно в привычную нору, но дальше головки продвигался с заметным трудом, словно путь преграждала плотная пробка затвердевшего кала. «После введения запирающей пробки[Примечание 1] сделаем массаж прямой кишки[Примечание 2]», – цинично заметил доктор, словно предвкушая дальнейшее унижение и эротические игры.

Доктора, покачивая бедрами в такт ритмичных фрикций, беззастенчиво обсуждали состояние прямой кишки пациенток, словно речь шла о техническом осмотре автомобилей, а не о живых женщинах, испытывающих боль и унижение. А внизу, под их циничными речами, жена и Сёко-сан продолжали беззвучно стонать от смеси боли и непостижимого наслаждения, словно предаваясь запретным эротическим грезам на самом дне позора. Пенисы докторов покрылись влажной пленкой из смеси кишечного сока и обильной смазки, вытекшей из раскрытых вагин, словно символ их похотливого триумфа над униженными женскими телами.

Не только пациентки, но и доктора, превратившие свои пенисы в орудия медицинской пытки, оставались живыми людьми, подверженными власти эротических инстинктов. Постепенно и они сами начали погружаться в состояние, близкое к неконтролируемой эякуляции, словно теряя грань между садистским ритуалом и собственным похотливым возбуждением.

«Доктор, ну вот опять вы за свое! Если вы кончите прямо сейчас, используя "стержень-мужской орган", мы не сможем провести итоговую проверку! Пора уже заканчивать! » Голос медсестры, резкий и недовольный, словно щелчок кнута, вырвал доктора из эротического транса. Видя, как его движения становятся все более интенсивными и неконтролируемыми, она сделала ему строгий выговор, словно одергивая зарвавшегося ребенка.

«Ой, ой… Д-да, точно…», – словно очнувшись от сладкого наваждения, пробормотал доктор, словно пойманный с поличным школьник. «З-за, засмотрелся, увлекся пальпацией…» – неуклюже оправдался он, словно пытаясь скрыть свое возбуждение за маской медицинского интереса. Значит ли это, что после акта дефекации их ждет еще одно, еще более изощренное ректальное обследование с использованием «стержня-мужского органа»? Вопрос остался висеть в воздухе, словно зловещее предзнаменование новых унижений.

Вдоволь натешившись с анусами обеих женщин и утолив первоначальную похоть, медсестра, словно по команде, принесла два зловещих запирающих пробки[Примечание 1] на холодном металлическом почкообразном лотке, словно подавая орудия пытки на серебряном блюде.

Размер, наверное, M, обе пробки выглядели пугающе одинаково, словно отлитые на конвейере унижения. Доктор, словно главный палач, властно взял одну пробку и приблизился к жене, в то время как стажер, словно робкий подмастерье садиста, неуверенно последовал за ним, готовясь ввести вторую пробку в беззащитную попу Сёко-сан.

Запирающие пробки[Примечание 1] были введены до конца, словно последний гвоздь в крышку гроба их свободы, теперь их нужно было зафиксировать, превратив анусы женщин в пожизненные тюрьмы стыда и позора.

«Кю-у-у-у-у! » Резкий звук сжатого резинового баллона, наполненного жидкостью, нарушил тишину, словно выстрел стартового пистолета в гонке унижения. Это стажер действовал над Сёко-сан, словно неопытный мучитель, стремящийся превзойти своего учителя в жестокости.

«Хи-и-и-и-и! Хи-и-и-и-и-и-и-и! » Сёко-сан издала неестественный и пугающий звук, похожий на истеричное ржание раненого коня, словно протестуя против насилия и унижения, но ее протест был обречен на провал. Жена, словно подражая соседке в этом позорном дуэте, тоже закричала похожим образом, каждый раз, когда рука доктора сжимала резиновую грушу пробки, словно отмечая каждый новый виток унижения и позора.

Но это зрелище явно отличалось от того, что мне доводилось видеть, когда жена была одна на экране. Казалось, они нарочно кричали громче и неестественнее, словно устраивая пошлый спектакль для потехи садистов, превращая свое унижение в фарс и пародию на человеческое достоинство.

Ощущение неестественного наполнения прямой кишки жесткой пробкой поначалу вызывало в них явное отторжение и дискомфорт, но постепенно, словно под действием какой-то извращенной магии, на их лицах стало проступать неестественное выражение экстаза, словно боль и унижение превращались в извращенное эротическое наслаждение.

«А-у-у-у-у…», «А-а-а-а…» – теперь их стоны звучали уже не как протест, а как похотливое признание в поражении, словно они сдавались на милость садистов, отдаваясь во власть унижения и позора. Черная блестящая запирающая пробка[Примечание 1], словно чужеродное тело, торчащее из белоснежной попы Сёко-сан, выглядела как символ окончательной победы садистов, как зловещий знак ее полного подчинения и бесправия.

«Массаж прямой кишки[Примечание 2]! » – властно скомандовал доктор, отдавая распоряжение стажеру приступить к финальной пытке. И тут изображение на экране резко погасло, словно обрываясь на самом интересном месте, и на темном фоне побежали циничные титры: «Проведение наказания для пациентки, допустившей оплошность во время массажа прямой кишки[Примечание 2]», словно обещая зрителю еще более изощренное унижение в следующей серии этого извращенного спектакля.

В DVD-версию записи этот фрагмент, к моему великому сожалению, не вошел из-за технических ограничений на объем записи, словно цензура похоти и унижения настигла меня в самый интересный момент. Однако, судя по циничным титрам, предваряющим следующую главу, во время массажа прямой кишки одна из пациенток, по всей видимости, не смогла сдержать мочеиспускание – жалкая деталь, ставшая катализатором для еще более изощренного и унизительного наказания.

Наказанием, изощренным в своей садистской фантазии, для обеих женщин стала соединенная клизма, по своей сути напоминающая клизму-качели, которую ранее применяли к несчастной старшекласснице Каё-тян, но превосходящую ее по степени унижения и эротической извращенности.

Отличие от обычной клизмы-качелей заключалось в том, что в этот раз бремя перемещения клизменного раствора с циничной изобретательностью возложили на самих пациенток, превращая их в живые насосы унижения: чтобы освободить собственный кишечник от переполнения, каждая из женщин должна была униженно попросить своего партнера открыть клизменный кран, что неминуемо означало одновременное вливание огромного количества раствора в кишечник партнера, словно обрекая их на вечное циркулирование позора и отвращения между их собственными телами.

Позже, уже после просмотра этого жуткого DVD, жена в моменты редкой откровенности призналась мне, что соединенная клизма по праву считается одной из самых мучительных и тяжелых видов наказания клизмой, превосходящей по степени физического и морального унижения даже самые изощренные формы эротических пыток.

Раздевшись до полной наготы, сбросив с себя даже последнюю каплю приличия в виде бюстгальтеров, обе женщины, жена и Сёко-сан, безропотно легли на холодный процедурный стол лицом друг к другу, неестественно широко разведя ноги в бесстыжей М-образной позе, словно выставляя напоказ свою полную беззащитность и готовность к унижению. Сёко-сан, окончательно обнажившись, словно маленькая девочка, стыдливо прикрывала ладонями свою робкую, еще не расцветшую грудь, словно пытаясь спрятаться от похотливых взглядов и унижения. В этот момент ей, очевидно, было невыносимо находиться рядом с женой Томоми, чья пышная грудь всегда являлась предметом ее тайной зависти и женской гордости.

В бесстыжей М-образной позе обеих женщин словно обрекли на вечное единение в позоре и унижении. Проворные медсестры безжалостно связали их неестественно раскинутые ноги, превращая их в единое целое – их ноги были плотно сплетены воедино и туго стянуты фиксирующими ремнями, словно сиамские близнецы, соединенные по воле извращенного хирурга. Ноги с обеих сторон были также жестко закреплены ремнями, туго обернутыми вокруг их спин, словно приковывая их к процедурному столу и лишая малейшей возможности движения и сопротивления.

В результате этих садистских манипуляций их тела неестественно притягивались друг к другу, словно магниты отталкивания, превращая их в живую пыточную конструкцию: когда Сёко-сан по инстинкту стыдливости пыталась сомкнуть ноги, ноги жены неумолимо раздвигались еще шире, словно насмехаясь над ее тщетными попытками сохранить хоть каплю приличия, и сомкнуть ноги в этом извращенном положении не представлялось возможным никак, обрекая их на вечное зияние позора.

В этом беспомощном и унизительном положении, с вульгарно выставленными напоказ анусами, словно приглашающими к надругательству, к их соединенным телам поднесли прозрачную пластиковую трубку, словно символ предстоящего унижения и эротической пытки, предназначенную для соединения их анусов в единую систему позора.

«Так, сейчас мы соединим ваши анусы! » – цинично объявила медсестра, словно комментируя обыденную медицинскую процедуру, лишенную всякого намека на унижение и похоть. Проворными пальцами она подсоединила один конец прозрачной трубки к запирающей пробке, уже варварски внедренной в анус Сёко-сан, а другой конец трубки доктор, словно главный дирижер в этом симфонии унижения, торжественно присоединил к аналогичной пробке, варварски расположенной в анусе жены, замыкая порочный круг соединенной клизмы.

«Сёко-сан, расслабьте живот, – цинично посоветовала медсестра, словно заботясь о комфорте жертвы, но лишь усиливая ее унижение. – Когда вы так напряжены, будет только больнее. Ну же, раздвиньте ноги еще шире», – приказала она, словно подготавливая жертву к пытке, требуя полного подчинения и отсутствия сопротивления.

Сёко-сан, очевидно, находилась на грани нервного срыва, ее тело мелко дрожало от страха и унижения, но, не смея перечить властной медсестре, она лишь судорожно ухватилась руками за колени и, превозмогая стыд и боль, раздвинула ноги еще шире, словно раскрываясь навстречу неизбежному унижению.

Когда прозрачные трубки, словно пуповины позора, были наконец соединены, жена Томоми, словно смирившись со своей участью, покорно опустила глаза вниз, всем своим видом показывая, что терпеливо готовится к предстоящей соединенной клизме, словно обреченная на вечное унижение и позор.

Сёко-сан же, словно не желая, чтобы ее жалкий и униженный вид навечно запечатлелся на видеокассете, отвернула голову в сторону и, бессильно стиснув зубы, заплакала беззвучными слезами стыда и отчаяния, словно осознавая полную беспомощность перед надвигающимся унижением.

Как я понял из дальнейшего просмотра, съемка этого позорного действа велась одновременно двумя камерами, словно стремясь зафиксировать каждый нюанс их унижения, и в окуляр одной из камер жадно смотрел стажер, словно наслаждаясь зрелищем их беспомощности. Именно его сальный и похотливый взгляд, очевидно, так не понравился Сёко-сан, усиливая ее чувство стыда и отвращения.

«О-о-о, клизму, пожалуйста…» – тихий и дрожащий голос Сёко-сан, полный отчаяния и смирения, словно предсмертный хрип, взмолился о начале клизмы, словно жаждущая скорейшего избавления от невыносимого ожидания унижения.

Под изображением тут же появилась циничная подпись: «Начало шоу клизм», словно приглашая зрителя насладиться зрелищем унижения и похоти. Хотя все это цинично маскировалось под невинную «медицинскую процедуру», карательная клизма по своей сути являлась настоящим извращенным представлением, где целью было, в том числе, и публичное разжигание чувства стыда и позора под лицемерной маской «шоу».

Первым делом в анус жены, словно в бездонную пропасть унижения, начали вливать огромное количество клизменного раствора – более 1000 мл, словно стремясь разорвать ее кишечник от неестественного переполнения. В качестве раствора цинично использовали обычную мыльную воду, и эта неестественно молочно-белая жидкость словно на глазах исчезала в зияющей попе жены, растворяясь в бездонной пучине унижения.

«Ой, о-о-ой…» – тихий и полный боли стон вырвался из губ жены, словно первый звук агонии под пытками садистов, возвещая начало мучительного представления.

Жена, словно живая кукла, безвольно лежащая на процедурном столе, неестественно исказилась от нарастающей боли, словно подвергаясь пытке инквизиции. Разбавленная мыльная вода, варварски вливаемая в ее анус, словно кислота, разъедающая изнутри, неумолимо раздражала нежные стенки кишечника, вызывая нестерпимые позывы к дефекации, словно пытаясь вырвать из нее последние остатки человеческого достоинства за счет неконтролируемой перистальтики.

«О-о-о-о-о…! » – неестественно громкий и полный агонии стон вырвался из ее губ, словно крик раненого зверя, возвещая о начале невыносимых мучений. Жена какое-то время героически терпела адскую боль, сжимая зубы и сопротивляясь нестерпимым позывам, но, похоже, предел ее человеческих возможностей был уже близок, словно нить, натянутая до последнего предела перед неизбежным разрывом. В прозрачной трубке, варварски введенной в ее истерзанный анус, словно предвестники позора, показались первые каловые массы жены, бесстыдно выступив на несколько сантиметров, словно насмехаясь над ее тщетными попытками сохранить хоть каплю приличия.

«Н-нет… как же больно… Отпустите! П-пожалуйста! » – отчаянно взмолилась жена, словно обращаясь к бездушным палачам, моля о пощаде и прекращении невыносимой пытки. Но, едва показавшись в трубке, жалкие остатки кала словно замерли в нерешительности, не двигаясь дальше по пути избавления, а лишь беспомощно ходили туда-сюда в прозрачной трубке, словно пойманные в ловушку позора, в такт прерывистому и тяжелому дыханию жены, подчеркивая бесполезность ее страданий.

«Ха-а, ха-а, а-ах…» – жена тяжело дышала, словно задыхаясь от боли и унижения, яростно мотая головой из стороны в сторону, словно пытаясь избавиться от наваждения, словно ее заставляли терпеть уже слишком долго, превозмогая человеческие возможности. Но, видимо, ее страдания были недостаточно зрелищными для садистов, потому что бесчувственная медсестра тут же приготовила еще 500 мл ледяного клизменного раствора, словно намереваясь добиться полного изнеможения и потери контроля.

«Рано еще! Нужно, чтобы кал вышел, ты же сильная, выдержишь! Сейчас еще добавлю, терпи! » – безжалостно приказала медсестра, словно насмехаясь над ее страданиями, требуя невозможного и наслаждаясь ее беспомощностью. Клизменный раствор из ирригатора для высокого давления, словно карающая небесная кара, безжалостно продолжал литься в истерзанную попу жены, словно наполняя ее жидким позором и унижением.

«Н-нет, нет, не надо-о-о-о… Хватит-то-о-о-о! » – закричала жена в истерике, словно раненая птица, пытаясь вырваться из лап садистов. В общей сложности в ее несчастный живот варварски влили уже 1500 мл ледяного клизменного раствора, словно превращая ее тело в переполненный сосуд страданий. Разрушительная сила этого неестественного объема была, вероятно, невообразимой, словно бомба замедленного действия, готовая разорвать ее изнутри. Жена, захлебываясь горькими слезами отчаяния, умоляла о пощаде, словно обращаясь к безжалостным богам садизма:

«А-а-а-а-а! Не могу больше! Все, все, живот сейчас лопнет! » – кричала она, словно предчувствуя неизбежный конец своим мучениям, словно моля о скорой смерти, как избавлении от невыносимой пытки. «Томоми-сан, ты в порядке? » – цинично спросила медсестра, словно беспокоясь о ее самочувствии, но лишь для того, чтобы продлить ее страдания и усилить унижение.

Но, если присмотреться внимательнее, становилось очевидно, что медсестра вовсе не хотела, чтобы открывали спасительный кран на трубке, ведущей к Сёко-сан, хотя, казалось бы, уже получила явное разрешение на дефекацию от измученной жены. «Сёко-сан, нет! Если откроешь, будет ужас что! » – цинично предостерегла медсестра Сёко-сан, словно намекая на последствия ее милосердия и сострадания, словно превращая их страдания в извращенное соревнование в покорности и унижении.

Да, стоило только открыть этот спасительный кран, и все переполненное содержимое кишечника жены, словно бурный поток позора, неминуемо хлынет прямиком в беззащитный анус Сёко-сан, превращая ее в живой резервуар для отходов и унижения. Жена, обливаясь холодным потом отчаяния, отчаянно боролась с нестерпимыми позывами, словно пытаясь удержать дамбу перед цунами позора, но пока она не опорожнится, мучительные волны клизмы будут беспощадно накатывать снова и снова, словно эротическое цунами унижения.

Единственный способ для жены избавиться от невыносимых страданий и прекратить этот ад пытки – это униженно попросить Сёко-сан о пощаде, умоляя ее открыть спасительный кран и принять на себя бремя ее позора. «Сёко-са-а-ан, я-я-я-я, больше не могу терпеть…» – еле слышно прошептала жена сквозь горькие слезы, униженно умоляя Сёко-сан о милосердии, словно прося милостыню у собственной соседки по несчастью.

«Томоми-сан, я поняла, ты достаточно натерпелась, теперь моя очередь…» – тихо и обреченно ответила Сёко-сан, словно смирившись со своей участью жертвы, словно принимая на себя крест унижения ради избавления соседки от невыносимых мучений. И, словно повинуясь неизбежному, Сёко-сан дрожащей рукой сама открыла кран на трубке, цинично соединявшей их анусы в единую систему позора, словно открывая врата ада для себя и соседки.

«Т-только медленно, хорошо? Там все распирает…», – еле слышно прошептала жена, словно предупреждая Сёко-сан о неизбежных мучениях, словно делясь последней надеждой на милосердие в этом аду унижения. «Х-хорошо, поняла», – покорно отозвалась Сёко-сан, словно подписывая себе смертный приговор в эротическом чистилище. Вот тут-то и началась настоящая, невыносимая мука соединенной клизмы, превосходящая по степени унижения и боли все предыдущие пытки, словно открывая новую главу в книге их эротических страданий.

Продолжение в следующей главе: «Дополнительное наказание – пальпация плотью».

Примечание 1) Запирающая пробка = медицинский инструмент, вводимый в анус, по форме очень похож на анальную пробку сквозного типа, с баллоном, наполненным загустителем, для фиксации анального сфинктера, принудительное раскрытие ануса специальным анальным расширителем, управление дефекацией по своему усмотрению при установке клизменного крана, возможно дистанционное управление при использовании в сочетании с поясом верности с дилдо.

Примечание 2) Массаж прямой кишки = для облегчения дефекации в прямую кишку вводят пальцы или фаллоимитаторы, чтобы размягчить каловые массы и стимулировать перистальтику. При этом также стимулируются мочевой пузырь, матка и простата, а чрезмерный массаж может привести к недержанию мочи и эякуляции, поэтому иногда используется как предлог для наказания.